Агитпроп на Круазетт

// Завершился 59-й Каннский кинофестиваль
фестиваль кино

Вручение официальных наград состоялось в Канне вчера поздно вечером. Но еще до этого стало известно, что приз ФИПРЕССИ присужден фильму , а приз экуменического (христианского) жюри — картине "Вавилон" мексиканца Алехандро Гонсалеса Иньяриту. Решения жюри в Канне почти никогда не обходятся без сюрпризов, но главной неожиданностью для АНДРЕЯ Ъ-ПЛАХОВА стала смена имиджа фестиваля в преддверии его 60-летия.

Началось все как положено. Задавали тон фильмы живых классиков — Кена Лоуча, Педро Альмодовара, Аки Каурисмяки, не хватало только Ларса фон Триера и Мануэля де Оливейры. Однако похоже, что "каннская номенклатура", которую много лет формировал и лелеял Жиль Жакоб, при новом арт-директоре Тьерри Фремо уже не определяет лицо конкурса. Важнее имен оказывается теперь политическая конъюнктура, причем если политика и раньше не раз вторгалась в каннский расклад, то впервые в погоне за важными темами фестиваль столь явно снизил планку художественных критериев.

Вторая половина конкурса оказалась намного моложе первой по составу участников. А по качеству фильмов — намного слабее. Воцарилась полная эклектика: от суперэстетского португальского "Марша молодежи" (о судьбах чернокожих иммигрантов в Лиссабоне) до заурядно-мейнстримовского французского "Певца" с Жераром Депардье в роли шансонье, мурлычущего для богатых старух на отдыхе. Однако и в эклектике была доминанта — социально-историко-политическая. Французские "Дни славы" Рашида Бушареба — своего рода "9 рота", только вместо Афганистана Эльзас, а вместо ограниченного контингента интернационалистов солдаты из Алжира и других колоний Магриба. Неграмотные, но сильные духом арабы, как выясняется, сыграли чуть ли не главную роль в освобождении Франции от нацистов. Страну-метрополию они впервые увидели во время военных действий, но уже в самом начале фильма бегут записываться в добровольцы с криками: "Поможем нашей родине Франции!" Родина окажется неблагодарной: в армии герои подвергнутся расистской дискриминации, их подвиг будет забыт, а после освобождения колоний выживших ветеранов лишат пенсий.

В оригинале фильм называется "Некоренные", или, пользуясь советским жаргоном, "Нацмены", но, правильно уловив пафос незамысловатой героики (впрочем, не оставляющей зрителя равнодушным), международные прокатчики переименовали картину в "Дни славы". По неожиданности ракурса этот сюжет, если его перенести на нашу почву, напоминал бы попытку рассказать о чеченцах-героях Великой Отечественной. И, полагаю, она бы имела шансы на Западе. А вот от "9 роты", показанной в рамках Дня российского кино, рецензент Variety ощутил "горькое послевкусие спонсируемой государством пропаганды". О том, что госзаказом веет от "Дней славы", та же газета не пишет, ведь там спонсируют политически корректные миротворческие идеи, весьма актуальные для Франции времен этнических волнений.

В этом же направлении движется мысль Алехандро Гонсалеса Иньяриту в фильме "Вавилон", при том что его амбиции гораздо более глобальны. Картина показывает, как страдают арабы и мексиканцы, в то время как представители богатых стран вольно или невольно провоцируют конфликты и они же сеют мифы о вездесущих террористах. "Вавилон" снят мексиканским режиссером, но участие Брэда Питта с Кейт Бланшетт и съемочный размах (от Марокко через Калифорнию до Японии) придают этому проекту привкус голливудского патернализма. Другой латиноамериканский фильм в конкурсе — "Буэнос-Айрес, 1977" — Израэля Адриано Каэтано о бесчинствах военной хунты вообще сделан в худших традициях агитпропа. И только "Лабиринт Пана" мексиканца Гульельмо дель Торо, показанный под занавес конкурса, вернул каннскую программу на территорию искусства: тема зверств фашизма решена здесь в ярком смешении сюрреализма, сказочной фантазии и приемов современного комикса. Это та самая традиция "латиноамериканских безумцев", которая оставила свой след на Круазетт скандалами 70-х годов вокруг экспериментальных фильмов Алехандро Ходоровского. Почти 80-летнего культового режиссера чествовали в этом году в Канне, а одну из его картин, "Святую гору", крутили прямо на пляже. Публика с изумлением взирала на водопад образов, давно отвыкнув от такой экспрессии и художественной свободы.

При акценте на Латинскую Америку в конкурсе почти отсутствовало азиатское кино: не было ни излюбленного фестивалями Ирана, ни еще более модной Кореи и только один китайский фильм — "Летний дворец". Он прошел спокойно, хотя внимание к нему было обеспечено и цензурным скандалом, и повышенным градусом секса, и председательством в жюри Вонга Кар-Вая. Не было в конкурсе и России — ее представительство ограничилось участием в "Особом взгляде" фильма Николая Хомерики "977". До начала фестиваля можно было предполагать, что русские режиссеры просто не тянут на соревнование с Альмодоваром и Копполой. Теперь очевидно другое: не тянут они на конкурс потому, что не умеют делать "прогрессивное кино" — то самое, что в ином идеологическом режиме производилось и процветало в Советском Союзе.