Гениталии Эйзенштейна и экс-министр в фонтане
Большой запой на Каннском кинофестивале — от эротических рисунков Сергея Эйзенштейна до ночного русского духа.
Русская вечеринка, во время которой лицо Михаила Швыдкого разговаривало из фонтана, а вокруг Алексея Чадова крутилось столько фотографов, что, видимо, его просто перепутали с Элайджей Вудом; русская вечеринка, на которой давали селедку под шубой, лоханку салата оливье и сколько угодно красной икры; русская вечеринка, куда Илья Хржановский пришел в красной маечке с надписью кока-кольной вязью "Соси ху" — а дальнейшее было целомудренно прикрыто пиджачком; так вот, эта самая вечеринка вчера закончилась. Без жертв, но с разными ВИПами, от Федора Бондарчука и Алексея Учителя до Игоря Крутого. Журналисты спрашивали друг друга: "Ты видел мертвого профессора из "Кода да Винчи"? Мне показалось, он мелькал вон там".
Праздновали Русский день в Канне. День наступил сегодня, так что вчера был, можно считать, сочельник.
Веселиться начали еще вчера в два часа дня, открывая выставку эротических рисунков Сергея Эйзенштейна. Выставка проходит в фойе одного из кинотеатров Дворца фестивалей, на картинках совокупляются люди, выглядящие одновременно увечными и полными жизни. Это работы тридцатых-сороковых годов, раньше они не выставлялись, лежали в архиве РГАЛИ, а сегодня на их фоне фотографируются гости Каннского кинофестиваля, восхищенно хихикая. Картинки действительно очень хороши, на их фоне кадры из "Ивана Грозного" и "Броненосца "Потемкин", тоже развешанные по стенам, приобретают радостный подтекст. Открывал экспозицию президент фестиваля Жиль Жакоб, а называется выставка "Тайный кабинет Сергея Эйзенштейна". К вечеру русское веселье разгорелось ровным пламенем: на пляже отеля "Мажестик" собралась толпа людей, выпивавших и закусывавших во славу российского кино. Евгений Миронов улыбался в камеру, автор "Пыли" Сергей Лобан валялся на темном пляже, Гоша Куценко смотрел в даль, Михаил Швыдкой что-то обсуждал с Ренатом Давлетьяровым, а из моря поднимался фонтан мелкой водной пыли, и на этом водном экране показывали приветствие нашей делегации и кадры из советских и российских фильмов. "Распыляют денежку!" — ехидничал кто-то из журналистов. Барышни в кокошниках носили туда-сюда красную икру, диджей бил по мозгам, вечеринка удалась.
Ни одного соленого огурца замечено не было. Над морем призраком висели слова о русском дне.
Между Эйзенштейном и ночным русским духом уместился показ венгерского фильма "Таксидермия" в конкурсной программе "Особый взгляд". Перед фильмом зрителям сообщили, что это они сейчас улыбаются, а вот будут ли они так же радоваться после просмотра, неизвестно. Девочка-переводчица с венгерского, пересказывая вступительную речь Дьёрдя Палфи — режиссера фильма, забыла, как по-французски будет "плоть". "Мы сделали этот фильм... это наша кровь и... и... ну, мясо".
Кровь и мясо — идеальное описание "Таксидермии". Даже пресс-кит фильма был сделан в виде куска мяса и запакован в пластиковые лоточки из супермаркета. Нельзя сказать, чтобы фильм открывал какие-то новые территории или как-нибудь особо изощренно говорил об отвратительном. Но после него долго не хочется есть, резать мясо и заниматься любовью. Антисемейная антисага, три поколения венгерских фриков, три истории об излишествах и обсессиях. Дрочащий солдатик, из члена которого то вырывается струя пламени, то звезды вылетают в небо. Специалист по обжираловке на скорость, участвующий в международных состязаниях. Таксидермист, чей последний шедевр слишком напоминает роман "Парфюмер". Сцена мастурбации при помощи дырки в заборе, секс на недавно разделанной поросячьей туше, новая техника рвоты и разделывание собственного тела — зрители много раз стонали, но ни один человек не ушел с просмотра. Режиссер уверяет, что это фильм о человеческом несовершенстве и совершенстве.
Ибо мясо мое истинно есть пища.
Лучший пока конкурсный фильм фестиваля — "Возвращение" Альмодовара. Режиссер решил всерьез поговорить о смерти — и снял комедию, причем местами эта комедия невероятно смешна. Ее не портят даже привычная альмодоварщина: приторные семейные тайны и брезгливая ненависть к телевидению. "Возвращение" — женская сага, в которой одного мужчину довольно быстро убивают, второй уезжает сам, а мелькнувшая на две секунды комната, полная сосредоточенных мужиков, кажется галлюцинацией. Две последние картины Альмодовара — как мужская и женская версия его философии, два мира, которые можно перемешать, но лучше не взбалтывать. Героиня "Возвращения", Раймунда (Пенелопа Крус у Альмодовара хороша настолько, насколько она невразумительна у других режиссеров) воспитывает дочь, мужа не любит, с сестрой общается, но без радости, скорбит по матери, погибшей в пожаре несколько лет назад, иногда приезжает из Барселоны в родную деревню чистить мамину могилку. Когда умирает ее тетка, живущая в этой деревне (там такой ветер, что процент сумасшедших выше, чем во всем остальном мире), сестра Раймунды едет на похороны. Сама Раймунда поехать не может: должна избавиться от трупа своего мужа. А ее сестра с похорон привозит в багажнике машины маму, вернувшуюся с того света с милым зеленым чемоданчиком. И ни одного транссексуала, а что в фильме есть инцест, раковый больной и потерянные родители — так без этого Альмодовару было бы неинтересно. Лучшая шутка "Возвращения": когда сосед видит у Раймунды на шее кровавый след (она отчищала кровь мужа с пола), он спрашивает: "Ты поранилась?" — "А, это? Женские проблемы", — отвечает Раймунда.
Фильм о женских проблемах, о старых матерях под кроватью, о мужьях в холодильнике, о том, что "всякий раз, когда я закуриваю косяк, я вспоминаю мою маму, она была единственной хиппи в деревне". Сама идея возвращения — тоже женская проблема. Да и смерть, если уж на то пошло, и в русском, и в испанском языке — женского рода.
Сегодня увидим, как французы отреагируют на Русский день, а завтра в конкурсе покажут новый фильм Аки Каурисмяки.