Тут такое, прямо плакать хочется

Каннский фестиваль: гости получают удовольствие от пластических операций звезд, зрители — от китайской общаги на крови, ИРА и котлет из Брюса Уиллиса.

Во время открытия фестиваля по набережной Круазетт быстро и тихо проходят мужчины в смокингах и дамы в платьях с открытыми спинами. Нашествие варваров. Посреди варваров гуляют туристы и пытаются потрогать кого-нибудь из звезд или хотя бы из фотографов: эти тоже бегают в смокингах, потому что без смокинга на красную лестницу не пустят. Лучшее место наблюдения за передвижением этих войск — кафе-мороженое прямо напротив фестиваля, которое в день открытия наверняка делает двухнедельную прибыль. Туристы жрут мороженое и наблюдают. Звезды сосредоточенно идут.

Недалеко от кафе-мороженого простая русская баба в своем самом выходном платье в цветочек кричала в мобильный: "Кисуль! Ты покушала? А тут такое, прямо плакать хочется! Они идут все во фраках, прооперированные все..."

Главным прооперированным на красном коврике был Том Хэнкс, представлявший вместе с Роном Хоуардом, Одри Тоту, Полом Бетани и другими религиозную развлекаловку "Код да Винчи". Почему-то при виде Хэнкса все замолкают, а потом начинают шушукаться: "...пластическую операцию, и теперь у него вон та мышца, вон, смотрите..."

Нынешний Канн отличается от прошлых. Церемонию открытия впервые ведет мужчина ("В этом году я — ведущая церемонии", — начал он свою речь), и какой мужчина — Венсан Кассель. Жена его сидит в жюри, которое в этом году отличается бесконечным пофигизмом. Председатель жюри Вонг Кар-Вай сообщил, что единственное, о чем они точно договорились, — это носить солнечные очки и курить во время совместных обсуждений. Сэмюэль Джексон на пресс-конференции сказал, что не считает это мероприятие вопросом жизни и смерти, а Тим Рот дергался и все время потирал лицо.

Первые конкурсные фильмы делают вид, что открылся не Каннский, а Берлинский фестиваль.

Показали пока три фильма, из них один про ирландскую освободительную борьбу, второй — про невинно убиенных коров и эксплуатации труда мексиканцев, а третий заявлялся как фильм про студентов и Тяньаньмэнь. "Летний дворец" режиссера Лу Йе — действительно про студентов, но события на площади Тяньаньмэнь в этом фильме — всего лишь часть студенческой жизни, повод написать в дневнике: "Вчера научила соседку по общежитию мастурбировать, сегодня поехали на площадь Тяньаньмэнь". Такая общага на крови, затянутая и не очень убедительная история любви двоих студентов. Лучшая фраза фильма — "сегодня суббота, и меня опять вы...бли".

"Ветер над ячменным полем" Кена Лоуча — безжалостная история о зарождении Ирландской республиканской армии, серо-зеленые пейзажи, в которых люди убивают друг друга и разговаривают о свободе. Два брата, один из них блаженненький Киллиан Мерфи из "Завтрака на Плутоне", борются за независимость своей страны, а потом один из них вынужден расстрелять другого во имя интересов той же самой страны. Кен Лоуч не считает свой фильм антибританским, скорее объясняет, что борьба за независимость никогда не заканчивается, и на пресс-конференции объяснял, что и так понятно, где сейчас воюет Британия.

А на вопрос о распространении съемочная группа ответила: почему бы вам не написать письмецо Бушу, пусть знает, что вышел прекрасный фильм о республиканцах?

"Нация фаст-фуда" Линклейтера, несмотря на всех Брюсов Уиллисов, Итанов Хоуков и тему дерьма в наших фаст-фудовых гамбургерах (настоящего дерьма, это не иносказание), — точно такой же фаст-фуд, как то, против чего Линклейтер выступает. Слепленная из очевидных ходов, мексиканских разнорабочих и грустных коровьих останков котлетка-агитка. Зато программа "Особый взгляд" открылась великолепным фильмом "Paris, je t'aime", над которым работали 20 режиссеров. Пятиминутные парижские открытки — по фильму на каждый район Парижа, причем Уэс Крейвен, конечно же, снимает историю на кладбище Пер-Лашез, а Том Тыквер заставляет своего слепого героя бежать по Парижу, стуча белой палкой по асфальту. Каждая история — излишество, безумие; Париж населен стареющими любовниками, ковбоями, мертвыми детьми, мимами, но это Париж настоящий, восхитительный и влюбляющий в себя с первого взгляда. История любви от Ван Сэнта до Александра Пейна — собственно, ничего больше смотреть уже и не хочется.