R.I.P. Бруно Кремер (1929-2010)

Смерть комиссара. В субботу в парижской больнице на 81-м году жизни умер от рака актер Бруно Кремер.

Газета Liberation озаглавила некролог актеру так: "Бруно Кремер сломал свою трубку". Жаргонизм, аналогичный русскому "склеил ласты",- намек на роль комиссара Мегрэ. Кремер играл его в 54 телефильмах (1991-2005), играл творчески: придал герою чувство юмора, отсутствовавшее в романах Жоржа Сименона, убрал старомодность, пахнущую супом мадам Мегрэ. Единственное, о чем Кремер жалел в своей жизни,- то, что ему не удалось заменить хрестоматийную трубку комиссара сигарой.

Он уже знал о смертельной болезни, когда играл в фильме Франсуа Озона "Под песком" (Sous le sable, 2000) — играл исчезновение, уход, растворение в пространстве моря человека, в смерть которого упорно до безумия отказывается верить жена. И сразу затем сыграл в "Моем отце, спасшем мне жизнь" (Mon pere, il m`a sauve la vie, 2001) Жозе Джованни непутевого игрока в покер Джо, победившего смерть, спасшего ненавидящего его сына от смертной казни: фильм основан на реальном эпизоде из жизни Джованни, спасенного в 1949 году отцом от казни за бандитизм.

В России его помнят главным образом как обаятельного злодея, методично убивавшего всех, кто его видел, в "Частном детективе" (l`Alpaguer, 1976) Филиппа Лябро, и любовника, подарившего покой и нежность героине Роми Шнайдер в фильме Клода Соте "У каждого свой шанс" (Une histoire simple, 1978). Крупное, основательное тело, львиная посадка головы, иронично-грустные глаза, массивный нос, заметный шрам на губе — память о велосипедной аварии в 12-летнем возрасте.

За редкими исключениями его амплуа — человек, на которого можно положиться, Мегрэ в широком смысле слова. Но в подтексте всегда читалось: на него можно положиться, потому что ему самому положиться не на кого.

Он не торопился попасть на экран, сыграл первую крупную роль в 36 лет, уже прославившись за 13 лет ролями в пьесах Шекспира, Уайльда, Бернарда Шоу, Жана Ануя. Я видел его в 1990 году на сцене парижского театра Rond-Point в "Любовных письмах" Альберта Рамсея Герни. На пару с Анук Эме он читал любовную переписку героев. И не надо было никакого действия, никакого грима — Кремер обладал фантастическим даром присутствия на сцене и на экране.

И первую свою роль унтера Виллдорфа в "317-м взводе" (317 Section, 1965), и последнюю — полковника в "Там, высоко за облаками живет король" (La-haut, un roi au-dessus des nuages, 2003) он сыграл в фильмах Пьера Шендорфера, "французского Копполы", великого милитариста. Его кино — реквием во славу "потерянных солдат" колониальной империи, разгромленных во Вьетнаме, где через джунгли пробивался к своим 317-й взвод. Про солдат, продолжавших драться где придется, только чтобы не признать себя побежденными. В его же "Цели — 500 миллионов" (Objectif 500 millions, 1966) герой Кремера воевал в Алжире, ушел в террористическое подполье и продолжал воевать уже на криминальном фронте.

На манихейский, политизированный взгляд союз Кремера и Шендорфера противоестественен. Шендорфер, бывший офицер-парашютист, спасенный в 1954 году во вьетнамском плену от расстрела самим Романом Карменом, ходит во Франции, если не в фашистах, то уж в пещерных правых точно. Кремер же играл полковника Роль-Танги, коммуниста, освобождавшего Париж от нацистов в "Горит ли Париж?" (Paris brule-t-il? 1966) у Рене Клемана, Люсьена Сампекса, тоже коммуниста, директора газеты l`Humanite, расстрелянного немцами, в "Специальной секции" (Section special, 1975) у Коста-Гавраса, анархиствующего налетчика Жюля Бонно, кумира 1968 года, в "Банде Бонно" (La bande a Bonnot, 1969) Филиппа Фурастье.

Он вообще много работал с режиссерами левого, политического кино: Ивом Буассе, Лораном Эйнеманом, Клодом д`Анна, Петером Кассовицем. Но нет ничего противоестественного в том, что одновременно он снимался в фильме Рауля Кутара "Легион высаживается в Колвези" (La legion saute sur Kolwezi, 1980), гимне Иностранному легиону, утопившему в крови восстание в Заире. И парашютисты, и коммунисты, и анархисты, и полицейские комиссары-одиночки, которых Кремер играл не раз и не два, все они были "потерянными солдатами", героями не политическими и не историческими, а экзистенциальными, продолжающими свою обреченную, самоубийственную войну ради одного — собственной чести.