Распродажа века

Если вы увидите новую видео-пьесу Малкольма МакЛарена "Париж: Столица XXI века", то на следующий день будете рассказывать о ней знакомым. Примерно следующее:

Высокий, заумного вида парень в больших темных очках — этакий французский Бадди Холли — входит в просторный, хорошо освещенный парижский бутик. Кажется, он только что открылся, и на заднем плане, стоя на лестнице, еще что-то докрашивает маляр. Продавец, типаж в духе Альфреда Молины, одетый в пурпурный свитер,  улыбается вам навстречу: "Чего изволите?" Появляется легкая романтическая музыка; покупатель начинает исполнять бойкое балетное па, как будто он весь день ждал возможности сделать это, и запевает о том, что ему требуется нечто такое, дабы удивить свою жену. Продавец отвечает ему в том духе, что у них как раз есть именно то, что нужно -  "Моя жена уже попробовала это!", и показывает ему рулон туалетной бумаги. Он ставит рулон на прилавок,  чтобы покупатель мог рассмотреть его;  потом берет в руки и, танцуя, начинает петь, поднося рулон ко рту, как микрофон. Когда камера отъезжает назад, вы замечаете, что все полки бутика заполнены рулонами туалетной бумаги — белыми, темно-серыми, пастельными, желтыми, зелеными, синими и оранжевыми.  Тогда продавец сильно натягивает широкую бумажную ленту, показывая, какая она крепкая.  Все это — специальный бутик туалетной бумаги. Это единственный товар, которым они торгуют. Через стекло в двери вы можете мельком увидеть, как по улице проходит мимо молодая пара; обыденность их присутствия привносит ощущение невероятного контраста с тем, что происходит в магазине.

Малькольм МакЛарен, "Париж: Столица XXI-го века" /Paris: Capital of the XXIst Century/, 2010, кадр из цветного видео, взятого из архивных материалов, 58 минут. Глава 3, "Parodie Parapluies de Cherbourg" (Пародия на Шербурские зонтики).

Смена плана, и вы видите стенд с упаковками туалетной бумаги "Le Trèfle Parfumé Une Nouvelle Collection", а за кадром успокаивающий уверенный мужской голос говорит вам, как все это прекрасно. Кажется, ситуация улажена, и теперь мы — в более темном, и куда более изящном бутике. Vous désirez? Продавщица с ярким нимбом светлых волос и огромными, горящими глазами говорит что-то хорошо одетой женщине средних лет с серьезным лицом,  которая теребит шарфик на раздетом манекене. Продавщица показывает ей, каких цветов может быть бумага, и разворачивает их, словно рулоны с тканью. Женщина подносит зеленый рулон к губам: "Элегантно!", говорит она, или, возможно, "Et le vert?" (вот этот зеленый?)  Она разворачивает другой образец перед зеркалом и, лаская свою грудь, переплетает пальцы лентами туалетной бумаги.

На другом дисплее: "Le Trèfle aux quatre parfums."  Ладно,  думаете вы, это было немного странно, и тут вдруг раздаются звуки резкого взрывного фламенко, как бы говоря - сейчас мы вам покажем, что тут происходит на самом деле. Мы снова оказываемся в первом бутике, действие ускоряется,  диалогов уже нет, а есть абстракция из закрученных линий, камера скользит вдоль кружащихся юбок танцовщиц фламенко, мелькают их оголенные бедра, шум все нарастает, — и вот когда мы возвращаемся в женский бутик, вы думаете вашим рациональным умом потребителя, да, пожалуй, учитывая такие интимные подробности, именно здесь, во Франции, должны быть специализированные магазины по продаже туалетной бумаги.

Пока женщина с серьезным видом поглаживает пальцами свою грудь, за окном вы можете заметить унылую картину — бородатый мужчина средних лет, медленно идет по улице, опустив голову. Сцены повторяются, с такими же перерывами, но действие понемногу замедляется, застопоривается и начинает идти вспять, так что человек протягивает рулон  обратно продавцу как бы говоря, Спасибо, было очень приятно, нет ли у вас чего-нибудь  еще, что я мог бы посмотреть? Но теперь служащий магазина растягивает бумагу, словно реагируя на все что происходит, с оттенком угрозы. Глаза продавщицы заметно увеличиваются, а немигающий взгляд говорит "Да! Да! Да!" и все это начинает ужасать вас все больше и больше. Продавец в это время незаметно выскальзывает из-за прилавка, на что покупатель брезгливо морщит губы в явном недоверии к тому, что товар может быть столь прекрасным и совершенным, но затем подстраивается под движения и темп продавца, делая это легко и непринужденно, но при этом каким-то неестественным образом, как если бы они были исполнителями синхронного танца под водой. Женщина с рулоном в руке теперь едва движется, как будто под чьим-то гипнозом, она готова превратиться в неподвижную статую. Туфли танцовщиц бешено стучат. Продавщица наблюдает за клиентом, и ее лицо теперь явно похоже на пришельца. А продавец с клиентом продолжают свои синхронные па-де-де.

Это лишь один из двадцати одного фрагмента, составленных из видеоархива который МакЛарен  нашел почти двадцать лет назад в Париже; ни много ни мало сундук с драгоценностями, открытый почти случайно. В римейке Макларена имеется весь набор современных артистических медиа — размноженные копии, пастиш, коллаж, панорамные съемки, цифровые манипуляции,  удивительно гармоничные  и  деструктивные звуковые коллажи, и над всем этим голос самого Макларена за кадром, собирающий  в одно целое все это очаровательное и невыносимое разнообразие — и ведь это еще не самый безумный кусок из всей его работы.

Малькольм МакЛарен, "Париж: Столица XXI-го века" /Paris: Capital of the XXIst Century/, 2010. Глава 13, "Le Peintre" (Художник).

В 1991 году Sex Pistols и шокирующие версии хитов из опер "Мадам Баттерфляй" и "Кармен" на альбоме 1984 года Fans были уже позади. Немногие обратили внимание на пустяшную пластинку 1989 года Waltz Darling  или его фильм "Призраки Оксфорд-стрит", сделанный для британского Channel 4 в 1991 году (где Том Джонс исполнил свою версию о великом антрепренере и аферисте Гордоне Сэлфридже). В тот год Макларен был в Париже, чтобы записать концептуальный альбом о городе, по возможности вместе с Франсуазой Арди, Катрин Денев и Жюльетт Греко, если, конечно, получится. Когда я спросил его, откуда взялась идея с этой туалетной бумагой, он рассказал что: "Однажды вечером, сидя с друзьями в пивной Wepler, я жаловался, как тяжело работать со звездами. Вдруг кто-то, сидевший неподалеку, прервал меня. Представился он как редактор и коллекционер старых фильмов, сделанных художниками, и сказал, что если мне интересно, он мог бы показать их мне". Они тут же пошли к нему в студию: "Там я обнаружил просто какую-то пещеру Аладдина, где были навалены груды жестяных коробок, заполненных катушками 35-милиметровой пленки.  По большей части это были французские рекламные ролики, сделанные для показа в кинотеатрах перед фильмами — "датируемые с самого начала кинематографа" (включая клип братьев Люмьер, бывший первым в истории рекламным роликом, где обнаженная женщина, сидящая на коробке с рекламируемым товаром "величаво поднимает руки, с которых свисают длинные нити спагетти"). Человек был в восторге, что нашел слушателя;  Макларен был в восторге, что обнаружил  клипы, которые, по словам коллекционера, были сняты Максом Эрнстом и Жан-Люком Годаром. Затем он выкинул все это из головы, и принялся  заканчивать свой альбом "Paris" — откуда были позаимствованы для его нового видео некоторые музыкальные фрагменты и куски закадрового текста.

Сверху вниз: Глава 5, "La Rupture" (The Breakup). Глава 13, "Le Peintre" (Художник).

В прошлом году, размышляя о новом проекте, Макларен вспомнил про архив. Он приехал в Париж, и стопы сами направили его к нужному зданию. Там он отыскал дочь того самого человека, которая унаследовала его коллекцию и бережно перегнала все старые пленки на цифру.

Затем представьте мегасерию рекламных роликов, накрывающую вас, как стая птиц, прилетающая неизвестно откуда, но со всех направлений сразу.  Уйма всего происходит во фрагменте "Дороги Парижа"; он начинается как реклама для универмага Samaritaine ("Самаритянки"), затем, с бесчисленным множеством персонажей, танцами, песнями, весельем, платьями и сигаретами, нарезанными из доброй дюжины разного рода рекламы мелькают в почти пятиминутном калейдоскопе кадров; весь Париж превращается в один мегастор — предвосхищая все последующее. И вы чувствуете себя, как если бы открыли дверь в город, где нет никаких секретов,  где все продается и выставлено на показ, и где ничто не может быть столь же бессмысленно, каким кажется; город, который генерирует свой собственный круговорот вещей и образов.  Этот гимн товарам звучит с таким  пылом, что реклама Макса Эрнста для Etablissements Levitan, озвученная хитом начала 70-х "Without You" Гарри Нилльсона, может иметь такой же успех, как мещанский сюрреализм, а реклама бальзама после бритья Schick, сделанная Годаром — такой же, как и реклама, сделанная кем угодно другим (не считая Джульет Берто).

В "Париже" немало рассуждений Макларена о улицах города и их обитателях — бродягах, пижонах, обывателях. Фильм наполнен надписями, как глубокими мыслями, так и банальностями ("Нигде вы не найдете столько безвкусных вещей, как в Париже. Может именно в этом заключается секрет того, что этот город по-прежнему является местом, где все еще живет вдохновение),  и, конечно, все это насквозь пронизано намеками на бунтарское отрицание тирании потребительского рая.

В последней из работ маклареновская апроприация рекламных роликов сделана наиболее мастерски — показана секретарша, к которой пристает ее босс прямо не отходя от печатной машинке. Сюда же Макларен вставляет историю женщины, о том, как однажды она ответила на обвинения полицейского в том, что справляла нужду в общественном месте тем, что задрала юбку и действительно справила нужду, доказав тем самым, что она не могла сделать это раньше.

Весь проект Макларена пронизан духом игры, и вполне вероятно что какой-то из эпизодов будет наполнен чувством безумия до отказа, будучи при этом всего лишь одной из форм развлечения.

Один из эпизодов фильма можно было бы назвать центральным. Начинается он звуком фанфар, словно зовущих на охоту собак. Человек просыпается, беззвучно шевелит губами: "Boursin," и оживает. Крича это самое "Boursin," он начинает бегать по всем комнатам, как будто в поиске чего-то важного, что спрятал вчера вечером, но забыл куда. Попав на кухню, он видит холодильник: "ну конечно же!" — открывает дверь и находит то, что искал, -  три круглых упаковки сыра. Звучит тема освобождения. Человек мажет сыр на хлеб, откусывает и улыбается в камеру. Казалось бы, что может быть проще этой маленькой рекламы...

Однако, сразу же начинается повтор ролика, и по-видимому, без единого изменения. Затем снова, но теперь как будто бы видно что от двери исходит некое свечение. Опять сначала, и снова трубят трубы. Прикроватная лампа, которую не было заметно до этого, вдруг кажется какой-то неестественно яркой, в прихожей то же мерещиться какой-то металлический свет, и дверь кажется еще более ослепительной, но человек, так увлеченный поиском, ничего не замечает, и вряд ли что-то может остановить его, он рывком открывает двери холодильника, и там, внутри, за сыром все светится ярким радиоактивным светом, и когда он снова мажет сыр на хлеб, вы думаете, что пожалуй вкус у бутерброда явно другой. Снова фанфары. "Нет! Нет!" — кричат люди с экрана, "Остановитесь!" "Да", говорит кто-то с другого экрана, "пусть продолжает". Помещение начинает расплываться, заполняться светом, заползающим даже на лицо человека. Сыр на столе остается единственным ярким пятном, не считая валяющейся кожуры.  Как и то, что находилось в известном чемоданчике из  "Целуй меня насмерть". Снова повтор, и вы пытаетесь следить за действием вместе с лучиком солнца в ваших глазах, и думаете, наверное, это уже все.

А потом все повторяется еще, и еще раз, и вот здесь, в этой драме стершихся образов вы наконец понимаете, что же это такое: погоня за абсолютом как игра в шарады, а также вызов, режиссерский вызов зрителям, самому себе и в большей степени своему предмету. А что, если он потерял самообладание? Что, если бы он не пошел до конца?

За исключением смутных признаков движения, экран полностью белый. Не осталось никаких изображений. Человека поглотили товары, а так как без потребителя не может быть и товаров, то товары в итоге пожрали сами себя.

Перевод Андрея Сергиева