В поиске пропавших персов

Прославленный иранский режиссер Мохсен Махмальбаф, автор 18 фильмов, собравший за них немало международных призов, отметил в феврале в Нью-Йорке получение еще одного: приз " За Творческую Свободу".

Однако когда воскресным вечером я решил поговорить с г-ном Махмальбафом о его творчестве, — то он сказал, что больше всего хотел бы говорить не о себе, а о режиссерах-любителях. Это иранские демократы, снимаюшие на пленку, как милиционеры избивают дубинками студентов или как средь бела дня красивая женщина истекает кровью. 

Эти ролики, доступные для всех на YouTube, вряд ли будут классифицированы большинством критиков как фильмы.  Но Махмальбаф говорит, что бунтовщики с видеофонами в руках снимающие эти ролики — "самые честные режиссеры в Иране". Они меняют судьбу его нации.

"Я думаю, что вещи которые они делают, важнее, чем вся история иранского кинематографа. За последние 30 лет мы все время пытались достичь определенной реалистичности в искусстве. Мы использовали наши фильмы, как зеркало, в котором могло бы увидеть себя общество. Но картины этих ребят просто наполнены реальностью, потому что они совсем не искусственны. Мы только говорили о демократии, а они ставят себя под реальную угрозу ради демократии".

Если минувшие восемь месяцев что-то и подтвердили, так это силу господина Макмалбафа как медиума и посредника. Для него это — форма искусства, о которой он говорит с нескрываемой страстью. Когда он описывает удовольствие от съемок гениального момента, возникшего между двумя актерами или, берясь за перо, не знает где же его герои в конце концов остановятся, он взмахивает руками, смотрит вверх и говорит, что это дает ему ощущение полета: "Я люблю такого рода открытия!"

Еще с июня, когда прошли сфальсифицированные выборы Махмуда Ахмадинежада, он отменил съемки и стал представителем кандидата от реформистской партии Мир-Хосейна Мусави и, следовательно, всего демократического движения. Он писал редакционные статьи, давал бесчисленные интервью и по максимуму использовал политические связи. Недавно Махмальбаф разместил в Интернете статью с подробностями частной жизни Верховного Иранского лидера Али Хаменеи (который будто бы любит форель и икру, владеет пятью вертолетами и имеет на счету $30 миллиардов), показывающую его не очень скромную личную жизнь.

Мохсен Махмальбаф делает все это, несмотря на свою нелюбовь к политике — в течении нашего двухчасового разговора он не раз еще подчеркнул такое свое отношение к ней.  Он видит свою нынешнюю роль в борьбе за свободу в стороне от политики, однако все равно это очень ответственная роль. "Как вы можете молчать, когда вы просыпаетесь и слышите о людях, убитых во время демонстрации только потому, что они спрашивали, куда делись их голоса?"

Как это ни странно, но возвращение Махмальбафа на политическую арену говорит о том, что его жизнь прошла полный круг.

Мохсен Махмальбаф родился в 1957 году в Тегеране и воспитывался матерью, без отца. Будучи подростком, он страстно увлекся исламизмом.  В 17 лет возбужденный идеями о Боге и Справедливости, он, выражая свою ненависть к шаху, нападает с ножом на полицейского. Юный Махмальбаф был ранен, схвачен и посажен в тюрьму.

Когда спустя 4 с половиной года он освободился, то решил, что будет снимать кино. "Я испытал столько боли, что просто нуждался в том, чтобы как-то рассказать об этом"

Исламская революция шла полным ходом, и поначалу он по-прежнему оставался приверженцем ее идеалов. "Я чувствовал, что Исламская революция означает свободу, что она несет с собой социализм и справедливость, только с именем Бога на устах". Его ранние фильмы отражают эти чувства, прославляя революцию и проповедуя исламские идеалы.  

Хотя г-н Махмальбаф говорит, что он порвал с исламским фундаментализмом вскоре после революции, по большому счету конец 80-х все еще отмечены его публичным отречением. Оглядываясь назад, он говорит, что пришел к пониманию того, что режим был просто "новой диктатурой, но под именем Аллаха". Ситуация стала даже еще хуже, чем это было при шахе. "Потому что когда вы прячетесь за всемогущего Бога, вас невозможно критиковать.... До революции у нас были проблемы в области политики. После революции у нас появились проблемы во всем, особенно ву  том, что касается твоей личной свободы".

Его фильмы того периода рисуют безрадостную, порой безысходную жизнь простых иранцев. "Торговец в разнос" /Dastforoush / (1987) представляет собой три истории из жизни иранцев влачащих нищенское существование; "Велосипедист" /Bicycleran/ (1989) рассказывает историю о бедном афганском беженце, который ездит на велосипеде всю неделю, чтобы заработать хоть немного деньги для своей смертельно больной жены. "Брак благословенных"  /Arousi-ye Khouban/ (1989), повествует человеке с травмированной психикой, ветеране ирано-иракской войны. "С каждым фильмом я критиковал все больше и больше", — говорит режиссер.

Он был крайне удивлен огромным разрывом между частной жизнью граждан и теми ролями, что люди играют в публичной жизни. В своих домах, говорит Махмальбаф, люди "живут, как в Лос-Анджелесе", но на улице они не отличаются от жителей Саудовской Аравии. "Я использую мои фильмы, как скальпель, чтобы разрезать и заглядывать внутрь общества, показывая, что же там происходит на самом деле".

"Вы не можете просто говорить о любви!", и поэтому в 1991 году он снимает картину "Время любви" / Nobat e Asheghi/. Получив запрет работать над картиной в Иране, он снял ее в Турции. "В этом фильме я пытался критиковать исламский образ мышления".

Подобно "Времени любви", в следующей крупной картине Махмальбафа; "Габбех" / Gabbeh/ (1996) политический посыл также неочевиден. Это история о сельских ткачах ковров, сделанная в духе магического реализма. Однако же для правительства, которое боится своего народа, их страстей и желаний, она все равно оказалась еретической и была запрещена. (Как и многие фильмы Махмальбафа, эти два фильма изначально были запрещены в Иране) " 'Габбех' весь наполнен цветом! Я сделал этот фильм, когда Иран еще был погружен в мрак и невежество и все носили черные платья. Показать это, было просто революционным решением", вспоминает Махмальбаф.

Возможно, наиболее лично для него значимым был "Момент Невинности" /Nun va Goldoon/, выпущенный  в 1996 году. В фильме режиссер обращается к своему революционому прошлому, к тому периоду, когда в юности он совершил нападение на полицейского и попал в тюрьму. Этот фильм о том, как люди снимают фильм о своем прошлом. Но история, имеющая в своей основе реальное событие, рассказывается так, что вывод из нее делается совершенно противоположный. В фильме, актер, который должен сыграть молодого Махмальбафа, во время пробных съемок сцены с нападением не выдерживает и плачет: "Я не хочу никого бить ножом! Это не то, что нам нужно делать для спасения человечества". Вместо насилия и конфронтации, финальная сцена фильма носит примирительный характер: Полицейский вручает цветы молодому Махмальбафу, а Мохсен Махмальбаф протягивает буханку хлеба. Трансформация политического смысла показана здесь буквально: от фундаментализма к гуманизму, от идеалов Че Гевары — к идеалам Махатмы Ганди. И Махмальбаф добавляет: "от Исламской революции к Зеленому Движению — вот что это символизирует".

"Для меня искусство не означает только искусство". Махмальбаф считает, что кино может показать аудитории какие-то непризнанные уголки мира, и возможно даже побудить их к действию. Именно такое действие оказал самый его знаменитый фильм "Кандагар" / Safar e Ghandehar / (2001), — заставляя зрителя что-то предпринимать. Эта картина названа журналом "Тайм" одной из ста лучших кинокартин всех времен.

Кандагар был снят за полтора года до событий 11 сентября 2001 года и тогда еще никто не вспоминал про то что есть такая страна как Афганистан. Переодевшись простым афганцем, Махмальбаф отправился в путешествие по стране, чтобы увидеть как протекает жизнь под властью талибов. Он увидел десятки тысяч людей, умирающих от голода на обочинах дорог. "Это было как удар по лицу".

"Кандагар" с каждой сценой развертывается в своеобразный обвинительный акт исламскому фундаментализму. Конечно же, это поэтический обвинительный акт, но от этого он еще более выразителен и непреклонен. Пенджаб — мобильная темница, лишающая женщину лица и имени. Медресе делают из детей запрограммированных роботов. В одной сцене грабители обкрадывают семью на глазах у отца, который, подняв в знак капитуляции руки, беспомощно бормочет про себя "Бог всемогущ".

"Афганистан — страна, где никто не может создавать какие-либо изображения, образы. Талибан запрещает это делать". "Кандагар", как и другие фильмы и книги Махмальбафа об  Афганистане, был его очередной попыткой показать всему миру яркую картину той чудовищной действительности, что царит в этой стране. "Я называю это "кино без границ".

Что касается Афганистана, то г-н Махмальбаф и его семья — в которой, кстати, все режиссеры — по-прежнему остаются вовлечены во множество инициатив, связанных с этой страной. С 2002 года с разными перерывами они часто жили здесь, снимая фильмы и участвуя в гуманитарных проектах. Доходы от их фильмов об Афганистане помогли профинансировать более 80 инициатив, в том числе две школы для девочек в городе Герат.

Махмальбаф часто говорит о "трогательной" реальности его фильмов, которые может быть, именно поэтому так и разнообразны и, в своих лучших моментах, так волнующи и вдохновенны. "Большую часть времени я предпочитаю видеть реальность, чем смотреть кино. Вы знаете, ежедневно вы можете увидеть много фильмов, просто выйдя на улицу". И именно этим он постоянно занимается — неважно, происходит ли это во Франции или Индии, в Турции, Таджикистане или в Пакистане.

В этой поездке г-н Махмальбаф выступает не в роли режиссера и оператора, он находится по другую сторону объектива; проводит деловые встречи и дает интервью, помогая людям на Западе стать немного ближе к реальности того, что в Иране кажется снова растут революционные настроения. Но когда он вернется к своему любимому делу, возможно, он решит показать нам лица тех смелых демонстрантов, который пытаются изменить жизнь своей страны с помощью камер простых мобильных телефонов.

Перевод Андрея Сергиева