Триумф неудачника

Как ни прихотливы бывают порой решения американской Киноакадемии, трудно поверить, что кто-либо из актеров, вошедших в шорт-лист "Оскара", сможет составить в этом году конкуренцию Микки Рурку в роли Рэнди "Тарана" Робинсона из "Рестлера" (The Wrestler) Даррэна Аронофски. Не потому, что в истории Голливуда, пожалуй, что и не было столь мощного бенефиса актера, которого критика и публика не раз и не два заживо похоронили и который сам приложил столько усилий, чтобы разнести в щепки свою карьеру. И не потому, что немыслимую для своего возраста физическую форму демонстрирует пожилой актер, превративший себя ради роли умирающего на ринге лузера в нечеловеческую гору мускулов. Кстати, когда заходит речь о возрасте Микки Рурка, нельзя не испытать чувство растерянности. Сколько ему лет, не знает он сам: можно с уверенностью сказать лишь то, что он появился на свет где-то между 1950 и 1956 годом.

Дело в том, что Рурк в роли рестлера выходит за пределы актерской игры в традиционном понимании, которой его безупречно обучили в легендарной Актерской студии. "Таран" — не персонаж: то ли галлюцинация, то ли оживший кошмар, то ли стихийное бедствие. Несчастный, израненный великан с падающими ниже плеч белыми волосами, с лицом ребенка-людоеда похож на ожившего глиняного истукана Голема, сошедшую с места скалу, героя самых древних, самых варварских мифов. Или героя какой-то гипотетической анимации ужасов.

Некогда Рурк сыграл в фильме Барбета Шредера "Пьянь" (Barfly, 1987) писателя-бузотера Генри Чинаски, альтер эго автора сценария, великого пропойцы американской литературы Чарльза Буковски. Актер отозвался о нем так: "лицо Буковски похоже на воронку от взорвавшейся бомбы". В таком случае лицо "Тарана" похоже на ландшафт, образовавшийся на месте города, испепеленного атомной бомбой.

"Я всегда знал, что должен совершить что-то особенное, может быть, ограбить банк",- говорил Рурк. Роль "Тарана" — рискованное пари, вызов зрительским ожиданиям, сравнимый по смелости с налетом на банк. Закон Голливуда: зритель должен иметь возможность отождествить себя с героем, иначе фильм обречен. "Таран" же просто вызывает резкое отторжение. Нормальная зрительская реакция: знать ничего не желаю об этой твари. В самом деле, можно отождествить себя с алкоголиком, наркоманом, бомжем, но не с этим маргиналом, практикующим, быть может, самое маргинальное занятие в мире: грубо подтасованные, отталкивающие бои без правил, участники которых лупцуют друг друга столами, стульями и костылями. Но ближе к развязке "Таран" обретает патетическое величие, превращаясь из статиста вульгарного фарса в героя трагедии.

Эта метаморфоза оказалась возможной только потому, что Рурк не сочиняет своего персонажа. "Таран" это и есть Рурк. Фильм — метафора его жизни. Ринг — метафора кинематографа. "Таран", организм которого предельно изношен, знает, что следующий бой неизбежно станет для него последним. Он пытается бежать из этого "спорта" в нормальную жизнь, но не может не вернуться на арену. Точно так же Рурк, изливший, не стесняясь в выражениях, свою ненависть к кино как таковому, в 1991 году бежал из Голливуда в профессиональный бокс: первый свой бой он, кстати, выиграл, когда ему было всего двенадцать лет. Но выдержав вдали от кино лишь четыре года, все-таки вернулся в ненавистную профессию.

Еще неизвестно, кто, Рурк или "Таран", заработал в жизни больше шрамов. За четыре года боксерской практики Рурк сломал скулу, два ребра, палец, четыре сустава на руке и нос. У него начались провалы в памяти. Врач поинтересовался: "Сколько, говорите, вам платят за бой? Так вот, после следующего боя вы не сможете даже пересчитать эти деньги". И это не говоря о сравнительно мелких неприятностях вроде дома, отобранного за долги. Новое лицо Рурку долго собирали буквально по кусочкам: урод Марв в "Городе греха" (Sin City, 2002) Роберто Родригеса пропитан жестокой самоиронией. А до того, как Родригес доверил ему эту роль, Рурку пришлось начинать актерскую карьеру почти с начала, пробиваясь эпизодами и испытывая бесконечную благодарность к Шону Пенну за то, что тот решился снять этого "живого мертвеца" в малой роли отца убитого ребенка в "Обещании" (The Pledge, 2001) (артхаус линия "Кино без границ").

Перед бегством из Голливуда Рурк уже играл боксера с отбитым зрением и слухом, самоубийственно возвращающегося на ринг, в фильме Майкла Серезина "Свой парень" (Homeboy, 1988). Сценарий он написал сам, замыслив его как историю "анти-Рокки" из Майами, города, где в детстве Рурк проходил школу уличных драк и мелкой уголовщины. За ней последовали нью-йоркские "университеты": работа массажистом в борделе, вышибалой в баре для трансвеститов, продавцом каштанов в Центральном парке, дрессировщиком бойцовых собак. В "Таране", кстати, есть что-то от такой собаки-гладиатора.

Символично, что свою первую роль на сцене Рурк сыграл в пьесе Жана Жене, главного маргинала французской литературы ХХ века, шпаны, вора, гея. Жене превозносил "черных пантер" и палестинских боевиков так же, как Рурк будет превозносить бомбометателей из Ирландской республиканской армии. Готовясь к роли раскаявшегося террориста в "Отходной молитве" (A Prayer for Dyind, 1986) Майка Ходжиса, он настолько погрузился в материал, что поддержал ИРА деньгами, насмерть рассорился с продюсером Сэмюэлем Голдвином, выбраковавшим всю протеррористическую отсебятину актера, и вытатуировал на левом предплечье цветок клевера, символ Ирландии.

Татуировки Рурка — как и его байкерское лихачество, дружба с типами, от вида которых брала оторопь даже отпетого Буковски, пьянство, дебоши, наркомания — притча во языцех. Особенно экстравагантно они смотрелись на теле актера, когда он играл в фильме Лилианы Кавани "Франциск" (Francesco, 1989) великого юродивого Средневековья святого Франциска Ассизского.

Если герой Рурка участвует в поединке, он непременно погибнет. Если грабит банк, дело оборачивается кровавым конфузом. Если заключает пари, в лучшем случае разорится. Даже в мягком садомазохизме забав гедониста Джоне из "9 1/2 недель" (Nine 1/2 Weeks, 1986) Эдриена Лайна есть что-то обреченное.

Можно было бы сказать, что амплуа Рурка — лузер, но это не совсем так. Рурк — уникальный актер, который никогда не был молодым, с самого начала своей карьеры играл людей, у которых все уже в прошлом. Порой кажется, что они уже давно умерли, но до сих пор этого не заметили. Мотоциклист-дальтоник из "Бойцовой рыбки" (Rumble Fish, 1983) Фрэнсиса Форда Копполы с безвольно повисшей на губе сигаретой. Ничтожный частный сыщик Гарри Энджел из "Сердца ангела" (Angel Heart, 1987) Алана Паркера, пытающийся найти самого себя по заказу Сатаны. Беглый убийца Майкл Босуорт из "Часов отчаяния" (Desperate Hours, 1990) Майкла Чимино: некогда в фильме Уильяма Уайлера эту роль сыграл сам Хамфри Богарт. "Охотник за головами" Эд из "Домино" (Domino, 2005) Тони Скотта. Даже единственный, казалось бы, несомненный герой в фильмографии Рурка, полицейский Стэнли Уайт из "Года дракона" (Year of the Dragon, 1985) Майкла Чимино, отчаянно пытается выиграть на улицах нью-йоркского Чайнатауна войну, которую давным-давно проиграл во вьетнамских джунглях.

Публика часто отождествляет персонажей с актером. В случае с Рурком это отождествление кажется простым и логичным. Лузер на экране — лузер в жизни. Но несмотря на всю изломанность актерской карьеры Рурка, она не просто целостна: ее богатству могут позавидовать многие из первых звезд Голливуда. Какая-нибудь "Дикая орхидея" (Wild Orchid, 1989) Залмана Кинга или "Харлей Дэвидсон и человек Мальборо" (Harley Davidson and the Marlboro Man, 1991) Саймона Уинсера, которые прежде всего вспоминает массовый зритель, лишь ее досадные эпизоды.

В списке режиссеров, с которыми работал Рурк, многие яркие имена своего времени. Барри Левинсон, в "Закусочной" (Diner, 1982) которого он сыграл свою первую значительную роль, и Коппола. Стюарт Розенберг и Чимино, Паркер и Родригес, Вонг Кар-Вай, Шредер, Кавани. Рурк чувствует себя в рамках профессии настолько свободным, что позволяет себе роли, которые напрочь загубили бы любую другую актерскую карьеру, например зэка-трансвестита "актрисы Джен" в "Звероферме" (The Animal Factory, 2000) Стива Бушеми.

Этот список мог бы быть еще ярче, если бы сам Рурк высокомерно не отказался от участия в "Молчании ягнят" Джонатана Демми и роли боксера Бутча в "Криминальном чтиве" Квентина Тарантино, доставшейся в итоге Брюсу Уиллису. Теперь к списку добавился Аронофски, один из главных вундеркиндов минувшего десятилетия, доросший до венецианского "золота" за "Рестлера", который, если есть на земле справедливость, должен принести Рурку его первый "Оскар".