Съезд попутал

Седьмой съезд кинематографистов прошел в жанре саспенса и завершился парадоксальным результатом. Никита Михалков, возглавлявший СК России последние одиннадцать лет, сначала не был выбран делегатом (прокатили коллеги-режиссеры), потом получил пропуск от гильдии сценаристов, потом появился на съезде, провел на нем два дня, заявляя при этом о его полной незаконности и требуя юридической экспертизы.

Зал отказался подчиниться обычно действенной харизме председателя. Хотя раздавались и ностальгические стенания: все-таки оскаровский лауреат, друг Владимира Путина, и вообще, как же без него проживем, а тут еще кризис наезжает. Но эти вздохи потонули в серьезных претензиях к старому руководству, основанных на отчетном докладе ревизионной комиссии. Анализ ситуации привел к почти единодушному избранию нового лидера. Им, к удивлению тех, кто не в курсе внутрисоюзной жизни, оказался создатель "Весны на Заречной улице" и "Июльского дождя" ветеран Марлен Хуциев, на фильмах которого учился еще Никита Михалков.

С какого-то момента все происходящее в Доме кино стало напоминать атмосферу климовско-горбачевского Пятого съезда, который не случайно стал в последнее время объектом пристального внимания центральных телеканалов, а в нескольких выступлениях преподносился как жупел, начало всех бед и заварух. Но, как бы это ни было кому-то неприятно, тот съезд давно вошел в историю — не только российского кино, но и общества. Без него не было бы таких режиссеров, как Александр Сокуров, Сергей Бодров, Павел Лунгин, а может, и Валерия Тодоровского с Федором Бондарчуком. То есть, наверное, были бы, но не работали бы в атмосфере полной творческой свободы с большими проектами и бюджетами, в международных копродукциях, а иногда и сами становясь продюсерами, хозяевами своих замыслов. Не было бы, одним словом, новой российской киноиндустрии, рожденной в муках после коллапса советской бюрократической системы кино.

Пятый съезд тоже проходил с судорожным саспенсом, радикальные выступления перемежались нудными отчетами. Тогда прорвался нарыв, и, естественно, не обошлось без боли. Однако страдания преданных справедливой критике генералов от кинематографа подверглись явной мифологизации: никто их работы не лишал, в Сибирь не высылал, единственной санкцией стало неизбрание в руководящие органы союза, что, конечно, болезненно для творческого самолюбия, но никак не смертельно. Да и сама критика по нынешним меркам была вполне корректной (желающие могут прочесть стенограмму съезда). Другое дело — возбужденная атмосфера зала, но это уж извините. Кстати, Никита Михалков, не побоявшийся выступить в защиту Сергея Бондарчука, поступил тогда благородно, но и у тех, кто не захотел его слушать, была своя правота, а вовсе не пошлая зависть бездарей к таланту. Ведь главной претензией к прежнему руководству союза стала его сервильная общественная позиция, полная смычка с властью.

Возвращаясь к Седьмому съезду, можно подивиться тому, как история повторяется в ином жанре: вместо эпопеи чуть ли не масштаба "Гибели богов" — локальная камерная драма, еще один ремейк "Двенадцати разгневанных мужчин". Скромного, вовсе не радикального героя-правдолюба, не обладающего ни ростом и чарующим взглядом Генри Фонды, ни виртуозной пластикой Сергея Маковецкого, сыграл Марлен Хуциев. И его как-то совсем не испугало, что делегатам долго не хотели менять мандаты, потом лишили доступа к множительной технике (выборные бюллетени считали до утра), а в воздухе витал призрак ОМОНа и Минюста, прямо как на Пятом съезде — ЦК и Госкино.

Нет гарантий, что этот призрак не материализуется. Однако уже ясно: на человеческом уровне обычная практика Никиты Михалкова по "изгнанию бесов" оказалась неуместной, потому что при всем желании назвать бесами Марлена Хуциева или Дмитрия Месхиева (ставшего заместителем председателя союза) ну никак не получается. Зато режиссер с мировым именем, грозящий коллегам по профессии Басманным или Пресненским судом, теряет лицо. Не иначе как боголюбивого Никиту Сергеевича бес попутал. И зовут его бесом гордыни.

Седьмой съезд, в отличие от Пятого, не хотел называться революционным или историческим. Наоборот — рядовым, рабочим, даже рутинным. Съезд был даже во многом чрезмерно консервативным. Выплеснув большую часть энергии в противостояние внешнему давлению, он не нашел ее для другого важнейшего жеста. Им должен был стать прием в союз шестидесяти молодых кинематографистов с правом избрания в руководящие органы. Это должно было произойти прямо на съезде, средний возраст делегатов которого опасно зашкаливал за шестьдесят, а число выбывших из союза естественным путем за последние годы (судя по зачитанному мартирологу) чуть ли не превышало количество живых душ в зале. Возможно, делегатам помешал пойти навстречу молодым страх самим оказаться за бортом правления: а ну как все ключевые позиции займет когорта наглых пришельцев. Мы-то вступали по правилам, поодиночке, ждали и добивались годами, а тут на тебе — вынь да положь.

На самом деле молодая команда — это подарок, который шел пытающемуся обновиться союзу прямо в руки. И дело не только в том, что среди них — успешные продюсеры и режиссеры, увенчанные фестивальными лаврами (Алексей Герман-младший, Илья Хржановский, Борис Хлебников, Алексей Попогребский, Валерия Гай Германика). И даже не в украшающей этот список Чулпан Хаматовой — первой звезде нового российского кино. Дело в том, что эти люди не хотели вступать в союз просто так, потому что для них — действующих кинематографистов — союз в прежнем виде не представлял интереса, не принося никакой пользы реальному кинопроцессу. С точки зрения молодых — "мы пришли, чтобы предложить реформы, которые повернут союз в сторону реальных проблем отрасли. Мы хотим приносить пользу в реализации и решении этих вопросов. Для этого мы готовы вступить в союз и в его органы управления".

Состоявшийся на следующий день после съезда пленум новоизбранного правления принял-таки молодую команду, но предстоит еще найти механизм, который позволит, не нарушая устава, привлечь молодежь к управлению союзом. Молодые подчеркивают: "Мы не против кого то. Мы за решение общих проблем. Мы не участвуем в раздоре. Мы за обновленный союз. И мы предлагаем на этом всем помириться!" Голос реальной индустрии и должен стать той новой идеологией киносообщества, которую тщетно сегодня искать в чем бы то ни было ином.