Век дадаиста
Сегодня исполнилось 100 лет португальскому режиссеру Мануэлю де Оливейре. Старше его в мире не осталось режиссеров. Тем более работающих: в последние два десятилетия Оливейра выпускает по фильму в год, и почти каждый становится событием.
Его карьера опровергает биологические законы, согласно которым творческий человек рано или поздно погружается в мертвую зону, когда он в лучшем случае способен репродуцировать сам себя. Достаточно сказать, что фильм, который он рассматривал как последний ("Визит, или Воспоминания и признания" — о доме, в котором прожил много лет) и который он велел обнародовать лишь после своей смерти, снят в 1982 году, то есть четверть века назад.
Вот что значит спортивная закалка: в юности Оливейра был чемпионом-атлетом и циркачом-акробатом. Он известен также как производитель элитных вин, страстный наездник, автогонщик и женолюб (хотя и проживший всю жизнь с одной и той же супругой, младшей его всего на десять лет). Оливейра дебютировал в начале 30-х годов авангардным опусом "Работы на реке Доуро", только через десять лет снял первый полнометражный фильм, и еще через двадцать — второй. В промежутках занимался виноградниками и осмысливал жизнь интеллектуала при диктатуре Салазара (по странному совпадению его полное имя Антониу де Оливейра Салазар). Слава пришла, когда ему было уже около шестидесяти, а самый знаменитый фильм — "Каннибалы" — Оливейра снял в восемьдесят.
Некоторые из его кинолент ("Атласная туфелька") к восторгу эстетов длятся по семь часов. Его экранизации Достоевского и Флобера поражают неожиданностью прочтения. Среди других его фаворитов — несколько португальских литераторов во главе с Камило Кастело Бранко, а также Поль Клодель, мадам де Лафайет, Сэмюэл Беккет, Данте, Шекспир, Ионеско. Оливейра не "экранизирует" и не "интерпретирует" текст, а "снимает" его на камеру, как снимают пейзаж или лицо человека. В его понимании кинематографичной может быть и показанная на экране страница книги, и текст, произносимый актером в кадре, и закадровый голос, читающий тот же текст. Многие режиссеры "новых волн", от Годара до Маргерит Дюрас, шли по этому пути, но Оливейра прошел по нему раньше. Даже в названиях его фильмов ("Слово и утопия", "Письмо", "Говорящий фильм") подчеркивается особая роль слова.
В течение целого века он поверяет практику тоталитарного общества идеалами Просвещения и постулатами модернизма, реализмом Ренессанса и античной трагедией. Его главные темы — иконоборчество, связь божественного и дьявольского, крах национальных мифологий, любовные фрустрации, меланхолия старости, дыхание смерти, отношения искусства и жизни, загадочность и того и другого. Его фильмы всегда содержат элемент извращенности, эксцентриады, странного юмора, эротики.
Он делает кино, заставляющее вспоминать Дрейера и Ренуара, но прежде всего Бунюэля, хотя характер юмора побуждает записать в его истоки не столько сюрреализм, сколько дадаизм. Например, в фильме "Долина Авраама" (1993) достаточно пафосный монолог о закате западной цивилизации прерывается вторжением кошки, которую чья-то невидимая рука вбрасывает в пространство кадра. А кому, кроме Оливейры, пришло бы в голову снять короткометражку о встрече Никиты Хрущева с папой римским, стилизовать под черно-белый немой скетч и озвучить музыкой дадаиста Эрика Сати? Именно так выглядит вклад Оливейры в каннский альманах "У каждого свое кино" (2007). Режиссер обнаруживает достаточно общего у двух мировых лидеров: оба обладают кругленьким животом.
Свалившаяся на режиссера международная известность изменила маргинальный кадровый состав его фильмов. Первой звездной картиной Оливейры стал вышедший в 1995-м "Монастырь", в котором сыграли Джон Малкович и Катрин Денев. Спустя два года в фильме Оливейры "Путешествие к началу мира" в последний раз появился на экране Марчелло Мастроянни, уже тяжело больной. Приглашая знаменитых исполнителей, Оливейра вовсе не нуждается в их актерских талантах. У него на съемках камера почти неподвижна, но в то же время его манера работы нисколько не напоминает театральную. Одна из последних лент Оливейры — "Красавица навсегда" — своего рода сиквел "Дневной красавицы": в этой невинной, но ядовитой шутке по поводу скромного обаяния буржуазии режиссер оказывается конгениален Бунюэлю.