Разоблачение в фокусе

В галерее Photographer.ru на "Винзаводе" открылась выставка Николая Бахарева "Публичное и частное", приуроченная к выходу его первой книги "Жители города N". Хрестоматийные снимки конца 1970-х — конца 1990-х годов, сделаны человеком, который в постперестроечную эпоху из тихого новокузнецкого порнографа вдруг превратился в одного из новых классиков отечественной фотографии.

Николай Бахарев живет и работает в городе N — в городе шахтеров и металлургов Новокузнецке. И в его методе есть что-то от добычи полезных ископаемых. Жестко отобранные кадры, составляющие его компактное собрание сочинений, добываются из тысячи тонн руды контактных отпечатков. Вот, например: худющая, комплекцией напоминает левретку, из одежды только чулки, крашеная блондинка, под левой грудкой родинка, бритый лобок, застыла меланхолическим зигзагом на спинке дивана, занавеска тоже в каких-то жутких узорах-зигзагах, в поле зрения лезут детали — журнал Erotica и радиола с иглой антенны... Чтобы получить один такой изысканно-графический кадр, фотограф возится с моделью по многу часов.

Вернее, не с моделью, а с заказчиком, который вызвал фотографа на дом, чтобы сделать приличные фото на память для мамы-папы-мальчика. Он и делает приличные фото. Дальше происходит нечто — разговоры, чаепития или распития чего покрепче (чашки и бутылки подчас попадаются в объектив), и еще что-то, и бесконечные, на измор, переодевания — что в фотографической мифологии называется "контакт". И герои разоблачаются в буквальном смысле слова, раздвигают ноги, демонстрируют складчатые животы и целлюлитные ляжки, укладываются на диван в плейбойских позах, заплетаются в замысловатые клубки (потому что позируют иногда по двое-трое, девочки с девочками или девочки с мальчиками) и становятся частью этого сложного бахаревского жанра — постановочного интерьера-натюрморта-ню. Потом он берет с них расписку, что они дают согласие все это выставлять — только не в Новокузнецке. А потом (иногда) мамы, папы и мальчики приходят к нему бить морду.

Николай Бахарев служил в фотоателье при Доме быта, летом подрабатывал пляжной съемкой. В первом зале Photographer.ru выставлено "Публичное" — то, что родилось из пляжной халтуры. Тут все вполне "прилично", все "одетые", в плавках и купальниках: обнимающиеся парочки, мамаши с детьми, счастливые семейства, компании "конкретных" пацанов в наколках. Пляж в Новокузнецке какой-то лесистый, так что герои, загнанные в кусты или под сень дерев, с прикрытым трусами срамом выглядят этакими изгнанными из рая Адамами и Евами. Грешниками, сознающими свою вину. И вина эта, говоря языком философов от советологии, заключается в наличии частного тела, которое не давало им стать неотделимой частью коллективного тела страны, где официально секса не было. Это "Частное", снятое на квартире модели, выставлено во втором зале Photographer.ru.

Николай Бахарев объясняет, что человек без одежды как бы снял маску. Для него портрет — это всегда тело, а не лицо. Видно, потому что лицо у человека — часть костюма, а костюмы у людей, воспитанных советской уравниловкой, были по большому счету одинаковыми, пуритански закрытыми. Во всяком случае, в бахаревских пляжных фотографиях лицо выглядит самой "одетой" частью человеческой фигуры. Он, конечно, не претендует на то, чтобы через тело раскрыть самое душу — он в эту душу, кажется, вообще не верит. Да и кто поверит, что у тех двух пышных энгровских одалисок, развалившихся на диване с альбомом Модильяни, подброшенным, конечно, самим фотографом, есть какая-то душа.

Николая Бахарева часто называют антропологом, исследователем провинциальной повседневности — с ее коврами "Русская красавица", цветастыми пододеяльниками и цветущими или отцветшими прелестницами, вплетенными в общий узор этой странной картины. Но такую провинцию можно обнаружить повсюду в бывшем СССР — от Москвы до самых до окраин. И фотограф, в отличие от ученого-антрополога, не держит дистанцию между собой и своим объектом. Его ставят в один ряд с другими мастерами фокусов с разоблачением — вроде Ларри Кларка, большого знатока подростковой сексуальности, или Нэн Голдин, специалистки по сексуальности замечательных чудаков и маргиналов Нью-Йорка. Но они здесь, кажется, ни при чем.

Здесь скорее есть что-то от Августа Зандера — фотографа, который еще в начале 1920-х принялся снимать коллективный портрет германской нации, с немецкой тщательностью разделив эту нацию на мельчайшие социальные группы: адвокаты, цветочницы, циркачи... Идеологи Третьего рейха мгновенно опознали в Зандере врага: обнаруженная им в германском обществе средневековая цеховая раздробленность явно противоречила идее единства арийской расы. Николай Бахарев пошел каким-то похожим путем: занялся поиском индивидуальности в стране, воспитанной в духе коллективизма. И открыл, что в бане-то как раз не все равны. О прекрасных формах этого неравенства, не описанного ни одним Генри Миллером, он и поведал миру.