"Война – это как передоз кислотой"

Он служил в армии то как солдат, то в запасе, в течение 22 лет, перед тем, как сказал себе, что все, с него хватит. В 2003 году Ари Фольман, которому исполнилось 40 лет, попросил командование Израильской армии освободить его от обязанности ежегодно отдавать воинский долг в течение месяца. Они согласились при условии, что он "отправится к военному психологу и поговорит с ним обо всем, что произошло".

Фольман, в то время уже довольно известный режиссер и сценарист, в чьи обязанности входило написание сценариев для военных информационных роликов вроде "Как защитить себя от атомной атаки" начал рассказывать психологу о наиболее травмирующем эпизоде из своей военной биографии: война с Ливаном 1982 года, когда Фольману только-только исполнилось 19 лет. Он осознал, что никому и никогда не рассказывал об этом раньше. "Не то чтобы я страдаю амнезией, но я постарался забыть все, что с этим связано. Я помню основной сюжет, но в истории множество провалов".

Примерно в это же время Фольману позвонил его друг, Боаз Реин Бускила. В баре, в то время, как на улице бушевал ливень, Боаз рассказал Фольману о навязчивом кошмаре: свора из 26 одичавших собак бродят по заброшенным улочкам Тель-Авива, переворачивая стулья и столы в кафе. Этот сон был связан с Ливаном — в этом Боаз был уверен. Во время вторжения 1982 года, когда израильские войска пытались войти в деревню, их присутствие часто выдавали воющие собаки: Боазу, который казался чересчур чувствительным, чтобы убить человека, было поручено уничтожить собак, чтобы избежать постоянного воя. Тогда он убил 26 собак и до сих пор помнит каждую из них.

Эта картина прочно поселилась в воображении Боаза. Но были ли у Фольмана схожие воспоминания, остались ли флэшбеки от службы в Бейруте? Нет, понял Фольман, ничего подобного. В его памяти сплошь и рядом чернели провалы, и он вознамерился заполнить их.
Результатом стал один из самых экстраординарных фильмов этого, или какого бы там ни было, года, он уже сорвал множество призов и сейчас уверенно идет к "Оскару". Фильм артхаус линии "Кино без границ" "Вальс с Баширом" — формально документальная лента, однако она, ко всему прочему, еще и анимационная. Она рассказывает несколько правдивых историй, но это выглядит как галлюцинация. Она захватывает в плен своим болезненным настроем и надолго застревает в памяти. Этот фильм обязательно займет место где-то между "Апокалипсисом сегодня" и "Битвой за Алжир", то есть среди лучших картин о войне. Война и память — две великие темы, вокруг которых дрейфует этот фильм.

Форма "Вальса", без сомнения, оригинальна. Открывающий фильм эпизод — охота на собак — устанавливает графическую планку для всего мультфильма и напоминает, скорее, графическую новеллу, нежели детский мультфильм. Фигуры персонажей не двигаются, как в мультфильмах, скажем, студии Pixar, на которых уже выросло целое поколение. Напротив, фигуры статичны, и эффект, который они создают, довольно плоский, однако именно это якобы низкокачественное изображение подчеркивает эмоциональную глубину характеров. В этих двумерных персонажах неумолимо проглядывает что-то человеческое.

Не в последнюю очередь эта "жизненность" достигается благодаря озвучке. Персонажи говорят голосами не актеров, но реальных ветеранов, которых интервьюирует сам режиссер. К слову, чаще всего зритель слышит голос именно Фольмана и, более того, его — в возрасте 19 и 45 лет — мы и видим чаще всего. По сюжету он разговаривает с шестью собратьями по оружию вместе со своим другом-терапевтом, тележурналистом, который в свое время освещал войну 1982 года и стал экспертом по пост-травматическому стрессовому синдрому.

Картина как раз и названа в честь одного из солдат: человека, внезапно сошедшего с ума после долгой перестрелки в Бейруте, там он выхватил автомат у соседа по окопу и начал беспорядочно и дико палить наугад, как будто повинуясь какому-то внутреннему ритму, танцуя под музыку, слышимую ему одному — вся эта сцена произошла перед вывешенным на улице гигантским портретом ливанского президента Башира Гемайеля.

Кульминация фильма и одновременно с этим его сердце — резня в лагерях военнопленных Сабра и Шатила. Разгневанные убийством Башира, стрелки христианской фаланги продолжили убийства стен, если не тысяч палестинцев, включая женщин и детей. (Приблизительные цифры потерь варьируются от 700 до 3000 жертв). Фольман в конце концов вспоминает, что он сам находился среди солдат израильской армии, которым приказали периодически запускать сигнальные ракеты, чтобы освещать территорию лагерей. Согласно проведенному израильтянами расследованию, эта просьба об "освещении" была отдана самим членами фаланги, хотя Фольман недвусмысленно подчеркивает, что он и солдаты рядом с ним "не имели ни малейшего понятия о том, что там идет резня".

Эти события повлекли не типичный для израильтян приступ самоанализа. Около 400 000 манифестантов собралось в центре Тель-Авива, чтобы высказать протест. Приблизительно это составило десятую часть страны, что можно назвать самой большой политической демонстрацией в истории всего мира. Тогдашний министр обороны Ариэль Шарон был назван "персонально ответственным" за убийство палестинцев и был признан неспособным осуществлять обязанности министра на своем посту (что, впрочем, не помешало ему стать премьер-министром 19 лет спустя).
Все это могло послужить превосходной основой для убедительного документального фильма, даже драмой, в которой раскрываются личности персонажей, но Фольман даже не сомневался в том, что "Вальс" должен быть анимационной лентой: "По-другому это не покажешь — все эти галлюцинации, воспоминания, мечты, сны... Война — на самом деле напоминает передоз ЛСД, и анимация — единственный способ показать все это".

Как только вы посмотрите фильм, вы поймете, что это значит: Карми Кнаан вспоминает, как его привезли на лодке в Ливан, как он постоянно спал — "Я сплю, когда напуган" — и видел сны о том, что его спасает сладострастная женщина-гигант, которая держала его как кормящая мать, когда уплывала от судна, которое было разбомблено спустя несколько секунд спустя. В фильме, снятом с живыми актерами, эта сцена выглядела бы бессмысленно или абсурдно.

Движущей силой сюжета выступает собственная попытка Фольмана восстановить свои воспоминания с помощью друга-терапевта. Были ли съемки фильма тоже своего рода терапией? "Это было все равно что расцарапывать засохшую болячку, — сообщил режиссер, сидящий в Нью-Йорке на очередном кинофестивале. — Все воспоминания куда-то испарились".

И не только у Фольмана. Возможно, самый потрясающий эпизод в фильме — история Рони Дейга, сейчас работающего химиком в одной из израильских компаний по производству молока. Тогда в 1982 году он заправлял горючим танки, когда его отряд попал под обстрел. Он и его товарищи выпрыгнули из машины, безоружные, и сразу же были взяты на мушку палестинскими снайперами, спрятавшимися в соседних домах. К тому времени когда Рони смог найти камень и спрятаться за ним, большинство его товарищей уже были мертвы. Он ждал, с трудом переводя дыхание. Минуты шли, а снайперы рыскали неподалеку от убежища Рони, но они его не заметили.

Он подождал пока не наступит ночь, затем побежал по направлению к пляжу. У него не было плана, он просто плюхнулся в воду и поплыл. И плыл. И плыл. Рядом раздавались взрывы, поднимая вверх водяные столбы, но Рони плыл дальше. Каким-то чудом, полностью изнеможенный, он доплыл до берега. Кто теперь знал, где он? (На самом деле за шесть часов он преодолел всего лишь шесть километров). Он услышал голоса: это могли быть израильтяне, но могли быть и палестинцы. К счастью, они разговаривали на иврите. Он понял, что добрался до собственной части, выбросился на берег и был спасен.

Когда я говорил с Рони Дейгом, он признался, что чувствует себя несколько странно, когда видит, как самый драматичный и травмирующий эпизод его жизни переносят на большой экран при помощи анимации. Но вместе с тем он чувствовал и облегчение. Долгие годы, как он объяснил, он чувствовал неловкость по отношению к семьям тех, кого солдаты расстреляли на пляже, как будто они каким-то образом виновны в том, что Дейг выжил, как будто они верили в то, что ему удалось спасти себя ценой жизни своих товарищей.

"Я не мог смотреть в глаза их семьям. Я чувствовал ответственность. Теперь, когда вышел этот фильм, этот груз сам собой свалился с моих плеч. В фильме показано, как на самом деле все и происходило", — говорит Дейг, теперь он получает звонки и письма от людей, с которыми он не общался многие годы.

Облегчение — не единственное чувство, которое испытывают герои фильма. Кажется, "Вальс с Баширом" высвобождает скрытые комплексы ветеранов этой не самой почетной для Израиля войны, напомним, кстати, что в то время ее называли первой в стране "войной выбора". Создатели фильма смущенно признаются, что теперь им не дают прохода мужчины за 40, которые терзают их своими историями о Ливане. Как говорит арт-директор фильма Дэвид Полонски "Понимаешь, что все они ходили вокруг да около эти 25 лет, держа в себе опыт и знания, которые изменили их жизнь, и не могли себе и никому в этом признаться".

Концентрация на опыте ветеранов израильской армии может породить недовольство, а то и возмущение у израильских кинокритиков. Не просит ли "Вальс с Баширом", каким бы искусным он формально не выглядел, нас симпатизировать оккупантам войны 1982 года, а не оккупируемым? Не выставляет ли он жертвами войны именно израильских солдат, а не ливанцев или палестинцев?
Но это не новость для критика. Большая часть американских антивоенных фильмов о Вьетнаме была также раскритикована за то, что режиссеры этих картин не смогли объективно изобразить войну и ее жертвы, сделав американских призывников центральными персонажами. Но в "Вальсе" есть чисто израильское измерение — на иврите они говорят о "стрельбе и плаче", что находится рядом с изображением солдата, которого терзают моральные сомнения, чье сердце разрывается от жалости к врагу. Этот архетип красной нитью проходит через весь израильский фольклор и, в принципе, может рассматриваться как механизм, при помощи которого израильтяне, с их моралью, выживали даже в самые мрачные периоды своей истории.

Фольману явно грозила эта же участь, но "Вальс с Баширом" больше и полнее. "Когда ты смотришь этот фильм, не возникает никаких сомнений в том, кто жертвы". Он говорит, что невозможно испытывать какую-нибудь симпатию к солдатам израильской армии, когда видишь результат их вторжения, и фильм этот результат изображает полностью — от обычного погрома улиц Бейрута до истребления лагерей беженцев.

Катастрофе в Сабре и Шатиле, тем не менее, придан вес, который несколько отделяет ее от фильма. В последних минутах картины, анимация уступает место документальным съемкам убитым, включая невыносимый потрет ребенка. В этом смысле мертвым палестинцам придана трехмерная реальность, то, чего лишены все остальные персонажи.

Должен ли был Фольман пойти еще дальше и рассказать истории палестинцев с той же степенью человеколюбия, с которой он рассказал о себе и солдатах-израильтянах? Он рассматривал этот вопрос, интересовался, возможно ли сделать своеобразный ремейк "Расемона" о событиях 1982 года, показав конфликт с разных сторон. Но это было не для него. "Кто я такой, чтобы рассказывать все эти истории? — подумал он о палестинцах. — Им нужно научиться самим рассказать о себе".

Не то чтобы сам Фольман считал "Вальс" исключительно израильским фильмом, передающим опыт солдат израильской армии. В нем заключен универсальный урок. В нем показана та война, о которой не рассказали во "Взводе" Стоуна или в "Братьях по оружию" Стивена Спилберга. "В моем фильме нет славы, воинских почестей, гламура, отваги, никакого солдатского братства, ничего", — говорит режиссер.

Возможно, самый удивительный кадр фильма — его финальные титры: когда появляется благодарственная надпись министерству культуры Израиля за его поддержку. Фольман говорит, что когда "Вальс с Баширом" начали показывать на различных фестивалях, фильм приняли и оценили в израильских посольствах по всему миру.

Довольно неожиданная реакция, если принимать во внимание то, как подробно и неприкрыто изображена израильская жестокость — израильские солдаты постоянно стреляют, даже если они не знают, кто их враг. И это тоже не так тяжело понять. В то же время для израильских солдат автор припас какое-то подобие гуманизма: они изображены не безжалостными машинами для убийства, но растерянными и напуганными юношами.

Еще более важно, возможно, то, что фильм изо всех сил старается прояснить то, о чем раньше не принято было говорить — о том, кто и что конкретно сделал в лагерях Сабры и Шатилы. Снова и снова в своем сценарии Фольман говорит о том, что кровавое убийство было совершенно христианской фалангой (которые даже вырезали кресты на груди у убитых ими жертв). Во всех пресс-релизах и интервью Фольман заявляет, что он полностью уверен, что резня находится на совести членов христианской фаланги и что израильские солдаты не имеют к этому никакого отношения. Этот акт "очищения" не мог быть не оценен по заслугам израильскими властями.
Но в "Вальсе" также есть много чего, что может доставить властям дискомфорт. Шарон, к примеру, поглощает массивный завтрак, который включает в себя пять жареных яиц, в то время когда кругом происходят убийства. Затем ему сообщают по телефону, что планируется массовая резня. Он благодарит своего информатора и ничего не предпринимает. Это одна из сцен, которые могут привести к вспышке политического гнева. Далее в картине нет полемических заявлений, они не появились в сценарии даже после того, как в 2006 году закончилась вторая Ливанская война. Арт-директор картины вспоминает, что как раз в это время иллюзия того, что он и команда работает над "просто мультфильмом" пошатнулась: "Это все опять начало происходить, вся эта глупость и подлость".

Смог бы "Вальс с Баширом" настолько сильно затронуть сердца израильтян, чтобы предотвратить грядущую войну? Никто из причастных к фильму так не думает. "Кино не может изменить мир", — говорят они. Но для тех, кто был там, они оказали огромную услугу. "Никто из нас раньше не говорил о войне, — признался Фольман. — Я впервые попытался раскрыть всем глаза".

• "Вальс с Баширом" — в кинотеатрах Великобритании с 21 ноября. В российском прокате — с 4 июня.

Джонатан Фридланд, Guardian