Чехи вернули подержанного Достоевского
В Центральном доме предпринимателя вчера завершился второй Международный фестиваль современного кино "Завтра", имевший в этом году некоторый литературный уклон. На открытии состоялась европейская премьера конкурсной картины чешского режиссера Петра Зеленки "Карамазовы" (фильм компании "Кино без границ"), а единственным неудачным фильмом фестиваля оказался режиссерский дебют писателя Мишеля Уэльбека "Возможность острова".
Чешские "Карамазовы" оказались вдохновляющим примером того, как не самое легкое и удобное для восприятия произведение можно преподнести в ненатужной кинематографической форме, не расплескав при этом ни капли смыслов, за которые принято уважать Достоевского. При всем уважении к Федору Михайловичу Петр Зеленка смело пропускает его через двойной фильтр: "Карамазовы" не экранизация романа, а фильм о репетиции театрального спектакля, где в качестве главной оставлена детективная линия. Поскольку театр не классический, а как бы альтернативный, дело об убийстве старика Карамазова разбирается в аскетичных декорациях сталелитейного завода, которые сумрачный внутренний мир Достоевского передают, может быть, точнее, чем любые костюмные экранизации с кринолинами и антикварной мебелью. При этом "Карамазовы" имеют свою вполне самостоятельную, независимую от романа драматургическую ценность. Актеры хоть и входят в образы, но не уходят в них с головой и не перестают жить своей состоящей из дурацких мелочей актерской жизнью, а вольности с текстом первоисточника ("Бога нет, черта нет, и коньяку тоже уже нет") позволяют сдуть с него пыль и подтвердить ту вечную актуальность Достоевского, о которой так любят рассуждать все его постановщики, не осмеливающиеся изменить ни одной его буквы.
Петр Зеленка пошел еще дальше переписывания Достоевского: предупредив перед премьерой, что он хочет "вернуть Достоевского России", чешский режиссер возвращает нам нашего классика в сильно измененном, но все равно прекрасно узнаваемом виде. Благодаря конструкции "кукольный спектакль в спектакле" Зеленка совершенно непринужденно засовывает в "Карамазовых" мини-интервью с самим Достоевским, которого играет пушистый голубой покемон, большими ушами отдаленно напоминающий Чебурашку. Отвечая на вопрос "Как такой маленький человек за такое короткое время может написать такое большое произведение?", игрушечный Достоевский весьма подробно описывает и наглядно показывает творческий процесс: "Я сажусь в кресло-качалку и начинаю раскачиваться и трястись часов пять-шесть, потом я начинаю летать — горизонтально и вертикально. А потом сажусь и пишу, например, "Братьев Карамазовых". А потом у меня трясутся кончики ушей, и начинается приступ эпилепсии".
Если претендующие на звание лучшего чешского фильма года "Карамазовы" — фильм ироничный, но внутренне серьезный, то уэльбековская "Возможность острова", вполне способная претендовать на звание худшего фильма года вообще,- картина чудовищно серьезная, но абсолютно бестолковая. Тут, конечно, сильно не хватает появления самого автора тоже в облике какой-нибудь мягкой игрушки с опилками в голове, но из-за чересчур глубокомысленного отношения Мишеля Уэльбека к себе и своему творчеству представить нечто подобное вряд ли возможно. То, что сам писатель выспренне называет своим "трагическим противостоянием" буржуазному обществу, на экране выглядит гораздо большим занудством, чем на бумаге. Обидевшись на постановщиков романа "Элементарные частицы", которые поверхностно подошли к его книге, Мишель Уэльбек решил больше никому постановку своих произведений не доверять, но сам, встав за камеру, не смог предложить ничего, кроме беспомощных иллюстраций, которые даже и простой открыточной живописностью порадовать не могут, а не то что изощренностью киноязыка.
Очевидно, представление о том, как устроено кино, Мишель Уэльбек составил себе преимущественно по фильмам Тарковского, за пределами которых он ничего знать не желает. Но даже и тем зрителям, которые готовы разделить его фанатичную преданность Тарковскому, нелегко будет смотреть уэльбековскую вариацию на тему "Сталкера", в которой бритоголовый и беспощадно разукрашенный Бенуа Мажимель, облачившись в рубище, удаляется сначала в пещеру, а потом в каменистую пустыню, чтобы получше морально подготовиться к неминуемому концу цивилизации в компании ноутбука, посылающего ему откуда-то тайные знаки. В то время как в "Карамазовых" Петр Зеленка делает Достоевского максимально внятным и конкретным, а с учетом его игрушечной ипостаси — непривычно милым и уютным, то Мишель Уэльбек в своем режиссерском дебюте зачем-то стремится представить самого себя максимально непостижимым, претенциозным и косноязычным. То, что происходит в фильме "Возможность острова", ничего к его роману не добавляет, а скорее тоже производит впечатление своего рода эпилептического припадка, только пущенного на замедленной перемотке.