Жизнь в движении

Анри Картье-Брессон, Ричард Аведон, Юджин Смит, Уильям Кляйн — всех их, великих классиков фотографии XX века, не было бы, если бы не было Мартина Мункачи (1896-1963). Картье-Брессон утверждал, что "Мальчики на озере Танганьика" — снимок, сделанный Мункачи в Африке в 1930-м, — явились ему как откровение, после чего он и взялся за камеру: "Я неожиданно понял, что с помощью фотографии можно зафиксировать бесконечность в едином моменте времени". Ну а Аведон, не слишком щедрый на похвалы, писал: "Он привнес вкус к счастью, искренность и любовь к женщине в то, что до него было безрадостным, лишенным любви и лживым искусством. Сегодня мир, который называют модой, населен детьми и наследниками Мункачи".

Если верить этим признаниям, то и вся картье-брессоновская философия "решающего момента", и все глянцевое очарование модной съемки и портретов знаменитостей выросли из фотографий одного венгерского еврея, умершего в Нью-Йорке в полной бедности и забвении. От его архивов с презрением отказались американские музеи и университеты — теперь наследие Мункачи распылено по всему свету.

Впрочем, фотографы-профессионалы всегда понимали, сколь многим обязаны Мункачи и современный репортаж, и современный глянец. Не случайно выставка, которую Московский дом фотографии открывает в Манеже, была сделана Францем Кристианом Гундлахом — одним из главных фотографов моды в ФРГ, коллекционером, куратором, основателем Дома фотографии в Гамбурге, где в 2005-м эту эпохальную ретроспективу Мункачи (многое в ней — из собственного собрания Гундлаха) показали в первый раз.

Мартин Мункачи (точнее, Мартон Мермельштейн — его отец, простой маляр, сменил фамилию на Мункачи, чтобы не дразнить антисемитов), родился в Колошваре — из Венгрии вообще вышла половина лучших фотографов XX века, от Мохой-Надя до Брассая. В 16 лет отправился искать счастья в Будапешт — писал стихи, зарабатывал журналистикой, статейками, интервью. Камеру взял в руки, как всегда и бывает с великими, случайно: понадобился снимок к репортажу с похорон. Фотографии нигде не учился, суть профессии уловил из воздуха: "Суметь увидеть в тысячную долю секунды то, что обычные люди не замечают,- это теория фоторепортажа. А суметь в следующую тысячную секунды сфотографировать увиденное — это уже практика". Через пару лет Мартин Мункачи стал едва ли не самым известным спортивным фотографом Венгрии. Таким, который успевал поймать зависшего в полете вратаря в ту пресловутую долю секунды, которой самому вратарю не хватило, чтобы поймать мяч.

В 1928-м он уже был в Берлине, издательском центре Европы: Berliner Illustrierte Zeitung, в штат которой Мункачи сходу попал, издавалась тогда миллионным тиражом. По заданию газеты он объездил весь мир — Египет, Либерия, Турция, Бразилия, Алжир, Лондон, Нью-Йорк... Снимал с борта дирижабля "Граф Цеппелин" — аэрофотосъемка, как и все, что дает движение и необычные ракурсы, увлекала его всегда. Подловил Грету Гарбо на пляже, спрятавшуюся под полосатым зонтиком, так что одни ножки торчат, Тибора фон Халмаи, воспарившего в танце, и лыжницу Лени Рифеншталь, несущуюся с горы. Запечатлел тренировки Мюнхенской авиашколы и либерийскую пехоту на марше, цветущих берлинских модниц и диких египетских бедуинов — во всем этом было много солнца, света и жизненного оптимизма. 21 марта 1933 года его послали снимать заседание рейхстага в потсдамской Гарнизонной церкви — то самое символическое рукопожатие, которым обменялись президент Гинденбург и Адольф Гитлер, что положило начало Третьему рейху. Еврей Мункачи схватывал все на лету — через год он уже был в Нью-Йорке и снимал для Harper`s Bazaar.

Это было его последнее золотое десятилетие: в Harper`s царил Алексей Бродович, и Мункачи получил от гениального арт-директора карт-бланш. Он вытащил моделей из студии на улицу — заставлял их бегать по пляжу до полного изнеможения или выделывать акробатические трюки в чистом поле. Он снял первое в истории Harper`s ню. Марлен Дитрих, Кэтрин Хэпберн, Луи Армстронг, Фред Астер, раскинувший руки-ноги как балаганный Петрушка, — он открыл формулу портрета-иконы. Мункачи тогда слыл самым высокооплачиваемым фотографом Америки.

Последние двадцать лет его жизни оказались сплошным закатом. Он ушел в дурацкий Ladies` Home Journal, а потом и вовсе забросил камеру. Болел, женился, разводился, хоронил близких. Зачем-то подался в кино и писал сценарии. В общем, утратил темп. А ведь движение — это и был Мартин Мункачи.