Интервью Антона Мазурова с Диной Корзун

Мы сели в аккуратном ресторане ливанской кухни "Шафран" в районе Малой Бронной, чтобы поесть после тяжелого рабочего дня, когда Дина дала пару десятков интервью, приехав представить свой американский дебют в кино — фильм режиссера Айры Сакса "40 оттенков грусти" /Forty Shades of Blue/ (2005), получивший Гран-При фестиваля Санденс в этом году,... и поговорить обо всем.

— Дина, у нас темы, которые начинаются на "у". "Удовольствия" — "у-довольствия". "Увлеченья" — "у-влечения". Хорошие слова... ну... вокруг... Собственно из этих слов состоит жизнь... Об этом, собственно и речь. Вот, Дина... на самом деле, я так понимаю, что у тебя имя-то другое в оригинале...

— Диана.

— Даже... более значимое, греческие боги какие-то вспоминаются... Имя значит многое... Здесь ты себя, вот ну... не сегодня, а вообще... чувствуешь "звездой"?

— Где "здесь"? Вот прям сегодня в этом...

— Ну в Этой России, в этом городе...

— А... в этой России в этом городе... звездой?.. Да я не знаю, что такое "Звезда"... На самом деле, вот если...

— Ну это которую узнают на улице... Когда ты какую-то энергию... от людских взглядов питаешься.

— Ну не только... .многих... многих людей... НЕТ. Как раз от людских взглядов происходит обратное. Они отнимают энергию.

— Я про это НИЧЕГО не знаю...

— Мало, кто тебя заряжает светом-любовью. Наоборот поедают энергию. И...

— — Прямо поедают?

— Поедают. Бывает такое... Мне кажется, "звездой" можно назвать человека, у которого... Вот Майкла Джексона, ну не знаю... из музыкантов, Фредди Меркьюри, Элвиса Пресли...

— Ну это абсолютные авторитеты, которые нас раздавливают.

— Да. А все остальное... Ну, в Голливуде есть актеры-звезды, у нас таких "звезд", кажется, нет...

— Москва — маленький же город. Всего каких-нибудь четырнадцать миллионов человек...

— Ну так... вот как бы по нашим таким местным меркам... ну я себя не считаю "звездой". Если кто-то так считает, то — пожалуйста. Это в их праве.

— Тебе не кажется, что ты от этого чего-то теряешь? Вот если наблюдать, последние пять лет... обстановку... вот те люди, которые в какой-то момент вовремя здесь стали чем-то известны, знамениты, что-то удалось им сделать, и это стало известно городу и миру... И они сейчас поддерживают свой имидж, например, в большей степени телевидением. То есть — все разбежались сразу вести какие-то передачи, или если не вести передачи, ну, так как минимум, надо в какое-нибудь ток-шоу зайти так раз в месяцочек, чтобы напомнить о себе, хотя все помнят... благодарные зрители... Вот тебе не кажется, что живя не здесь, сюда приезжая периодически, ты что-то теряешь... какой-то контакт, даже не обязательно звездный... но какой-то контакт с Родиной?

— Контакт я не теряю, потому что мы, в общем-то, мечтали туда уехать насовсем, но так у нас и не получилось. Луи занялся музыкой и уехал в Киев... теперь играет в группе Esthetic Education. Он мне говорил: "Живите с Тимуром в Лондоне. Живите... Это... так быстрее я вернусь назад!".

— Луи — это муж? Тимур — это сын?

— Да. Но в Лондоне... мне там без него там делать нечего. Я думаю Москва и Киев ближе. Так что Тимка ходит в Московскую школу. Живу я здесь. Если я там работаю, летаю на какие-то кастинги, на репетиции, на промоушн фильма, то я все равно возвращаюсь домой в Москву. Лондон — тоже такой же дом, более даже любимый и уютный... и город намного комфортный, чем Москва.

— Да — Лондон уютный город...

— Ну все равно, я могу сказать, что "ЖИВУ в МОСКВЕ". Но живу вообще-то везде... в мире... работаю тоже везде и ничего, мне кажется, для себя я еще не потеряла... То, что у меня нет какой-то такой крепкой здесь привязки и работы... пока — ничего страшного. Мне этот период очень был нужен. Период внутренней и внешней независимости. Когда я сама делала выбор и сама за него отвечала. Мне нужна была такая передышка. Москва меня душила-душила, чуть не задушила... и театр, в том числе. А за эти какие-то вот три года, что я и в театре не играю... я ушла из антрепризы, ушла из МХАТА. И в кино мне здесь вот, в Москве было не много работы... я много увидела, много узнала, многому научилась. И для меня этот опыт гораздо более ценный... если бы я делала какие-нибудь вот проходящие работы и брала бы не качеством, а количеством... Для меня ситуация абсолютно нормальная. Естественная.

— Ну то есть ты считаешь, что ты вот столько, насколько тебе это нужно держишь нос по ветру... Потому что...

— Стараюсь

— ... ну вот Чулпан Хаматова, навскидку, да... Она играет в театре... — "Голая пионерка"... и все остальное...

— Много очень играет (одобрительно)

— ... Она играет в кино... наверное, много лишнего...

— Почему?

— Но при этом вот она часы... часы везде... вот видишь — Romanson... лицо по всему городу. Вот так вот три направления главного удара. Вот, наверное, нужно везде какое-то... Вот у тебя есть театр,.. что-то ты говорила про Романа Козака, есть кино, и вот третий " удар", который люди здесь, чтобы держать нос по ветру, реализуют, glamour, телевидение, какие-то шоу,.. или вот лицо, не с обложки, лицом обложки ты сейчас будешь очень активно, а вот лицо рекламы, то есть какой-то такой элемент, когда ты становишься еще не просто узнаваемой персоной, а брэндом, вот этого у тебя нету. Тебе это не нужно? Этого не хватает? Или это не нужно?.. Хорошо, что этого нет...

— Нет, в моей жизни этого нет, и я не замечаю этого упущения. Никак. Кто-то это делает ради денег, которые нужны, чтобы обеспечить семью... Кто-то это делает ради тщеславия. И у каждого есть на то, наверное, свои обстоятельства жизненные. Мне не нужно этим заниматься. Может быть пока... Не от чего не зарекаюсь. Было такое предложение. У моего мужа есть друг, он — западный человек. Он выпускает косметику... парфюм и продает это все по всему миру и спрашивал, не хочу ли я стать лицом его фирмы в России. (Смеется.) Мне показалось, что он, во-первых, очень опоздал со своим продуктом на наш рынок... здесь уже очень все хорошо и всего много. А потом... эта косметика была рассчитана для совсем юных девчонок. Я подумала, что... ну, в общем, это как-то не сложилось... Но пока мне не надо, и никак меня не беспокоит...

— То есть какой-то потребности везде мелькать постоянно...

— Поддерживать гламур — нет.

— Не применимо к своей профессиональной деятельности...

— Я очень самонадеянный, видимо, человек. Очень в себе уверенна и знаю себе цену и если я так себя ощущаю — ничего страшного. Все у меня будет. И без напускного, искусственного гламура.

— Хорошо, а если по поводу профессиональной карьеры... Вот для фильма Айры Сакса тебя как нашли?

— Айра Сакс увидел "The Last Resort" ("Последние пристанище" — фильм британского режиссера Пола Павликовского, где Дина исполнила главную роль) в Сандансе, года два назад. И он тогда писал свой сценарий. Там у него была в истории девушка китайского происхождения, потому, что прототипом была одна из жен его папы. Он с нею много разговаривал и историю придумывал как бы о ней. Такая жена известного, уважаемого, состоятельного и успешного бизнесмена. Но когда он увидел "The Last Resort", он подумал, что я должна играть эту роль. Потом он мне говорил, что ему кажется, что я умею привносить на экран то, чего не умеют делать вот американские актрисы... Именно меня видел в этой роли. Они звонили в BBC. Нашли Павликовского. Через Павликовского нашли мой телефон, потому, что мы с Полом тоже дружим. И мне позвонили, пригласили. Я прочитала сценарий, подумала: "Совсем не я. Почему он меня увидел?".

— Ну вот из киноработ эта была самая тяжелая творческая деятельность? Или нет? И ты считаешь — это удачная работа? Или нет?

— Каждой работой нужно доказывать, что ты умеешь. И к каждой работе, в общем-то, я подхожу как человек, который совершенно... собирающийся писать историю с белого листа, и даже не зная... у него есть чувства, о чем он хочет сказать?... Вот без какого-то вдохновения, без предчувствия, что "я могу", "я понимаю" и "могу что-то вот выразить"... я не берусь, не соглашаюсь на работу. В этом сценарии, мне показалось, это будет такой профессиональный вызов! Потому, что героиня в-а-а-бще на меня никаким боком не была похожа... и она была такой выписана "спящей красавицей", такой тонкой и элегантной. Там было все время описано в ремарках как "она протянула тонкую длинную руку", как "она сидит и читает, поджав ноги"... Я подумала: "Как я это буду делать... я даже не знаю. Я такая угловатая... я вообще-то совсем не воздушное созданье". И мне это все нужно было сочинить, и трансформироваться изнутри и внешне... Это был профессиональный вызов я люблю, когда сложно. "Страна глухих" я за это полюбила, можно сказать, я почитала, поняла, что "не она" и как ее пробовать постепенно... Хорошо, что был такой процесс во времени растяженный подготовки к фильму, и я смогла и английским позаниматься, и Лору (героиня Дины в "Сорока оттенках грусти") придумать, и, в общем, я ее сочинила из трех своих подруг, судьбы которых были похожи, и вместе с тем, как бы внешний образ, пластика были мною найдены.

— Как-то это удивительным образом зарифмовалось с предыдущим фильмом европейским — с "The Last Resort", и с какой-то той судьбой... какая-то нитка... ну она...

— Ну только потому, что я замужем за иностранцем и... и дома мы говорим наполовину...

— Н у как бы "русская душа движется по миру и претерпевает"... Какая-то такая тема... Мне показался сценарий скушнее, чем, условно говоря, сработал оператор... с тем как сложилась вообще "картинка" этого фильма. Не то, что какое-то "зерно" или полумрак постоянный на улице, а то, как формировался кадр... сколько места занимали в нем актеры, и что занимало остальное пространство... в основном ничего не занимало... и мне показалось, что удалось, за счет какой-то... и тебе удалось что-то сделать больше, чем в сценарии было заложено, и удалось Торну (культовый американский кино и театральный актер 60-х-70-х, сыгравший вторую главную роль в "Сорока оттенках грусти", престарелого мужа Лоры), за счет его харизмы как-то толкануть... это мое мнение о фильме. Но была ли эта самая сложная работа из киноработ или все-таки нет? Или Яя в "Стране глухих" это гораздо сложнее или героиня "последнего пристанища"... "Последнего прибежища" — это гораздо драматичней?

— Мне кажется, что "Forty Shades of Blue" была намного, с профессиональной точки зрения, работа аккуратнее, точнее и сложнее. Потому что вот театральная выразительность — громко кричать, помахать руками, не выговаривать какие-то буквы... это все мне далось намного проще и легче... Ну да. Пришлось поработать. С учителем я там занималась... сурдопереводчиком... три месяца. В "The Last Resort" я могла импровизировать и быть в предлагаемых обстоятельствах... в общем-то... где-то быть самой собой... не менять не голос, не манеру поведения. В Лоре мне нужно было сочинить другого персонажа, как я себе его... потому, что мне казалось, что я знала судьбы таких русских женщин и знаю какие-то нюансы их характеров... почему они такие... почему с ними такие вещи случаются. Мне бы очень хотелось в контексте этой истории попробовать так детально и тонко ее сыграть, ну насколько мне было позволено прописанным в сценарии вот эти лабиринтом ходов, этими словами, которые выбрал режиссер... потому что он их без конца переписывал и предлагал мне вот текст, и менять его, в общем-то, было нельзя. Мне хотелось все время вставить какие-то объяснения, чтобы знали какое у нее было прошлое, кто она, что она... кто ее любил, кто ее бил... где она и на чем она взрослела... Но он от этого отказывался. Он хотел, чтоб фильм был снят именно так, и считает, что он его сделал именно таким, каким он его видел. И это было очень трудно, потому что вот такие прозрачные вещи гораздо сложнее воплотить. У меня был... это видение... этот образ в голове, а потом я его как актриса должна была выразить, сочинить. И то, что вот сейчас получилось на экране, то что я вижу... — мне кажется у меня получилось. Мне удалось представить как я себе это чувствовала, когда читала сценарий. Наверное, это могло бы быть ярче. Тем более что Айра вырезал много очень важных сцен... для меня важных, в которых как-то были более детально прописаны отношения между Лорой и Майклом... Я-то на них рассчитывала, когда строила перспективу роли, и каждая сцена была важным звеном этой цепи, в которой постепенно этот характер открывался и с ним происходило вот важное... я думала, что вот самое важное, что с Лорой произошло, что она влюбилась... я не говорю "полюбила", — влюбилась. Очень страстное чувство испытала, какого не было с ней никогда. И оно в ней разбудило ее настоящего. А до этого она была такой "человек в футляре", "спящая красавица", которая, в общем, не знала кто она и с чем она живет Поэтому она подменяла реальность иллюзиями и ее устраивали такие искусственные отношения, и она закрывала глаза на многое и никогда не признавалась... по-моему, даже самой себе боялась признаться в том, что она по-настоящему чувствует...

— Кстати, тем, кому не нравится фильм... из женщин... очень многие претензии предъявляют к Даррену Берроузу (исполнитель роли Майкла, в которого влюбляется замужняя Лора) ... не понравился... что это за человек... что в него влюбляться... нету поводов...

— Но любовь — это ведь такое мистическое чувство. Ни когда не знаешь за что и почему ты любишь этого человека. Просто есть какая-то связь...

— А про актерскую игру я вспомнил эту историю знаменитую... На съемках фильма "Марафонец"... есть такая картина. Дастин Хоффман. Лоуренс Оливье... Лоуренс Оливье шел на съемочную площадку... он играл злобного фашиста... а жертву, такого еврейского человека несчастного играл Дастин Хоффман. И Лоуренс Оливье шел на съемочную площадку, встретил Дастина Хоффмана, который бежал весь в поту, в спортивном костюме. И он его спросил: "Ты чего бегаешь?". А он: "Как? Я готовлюсь к роли. Мне надо...". На что Лоуренс Оливье сказал: "А что? Это нельзя "сыграть"?" Такая классическая история про разные актерские манеры...

— "А что? Это нельзя "сыграть"? Но он хитренький. Он просто не показывал. Но он-то тоже готовился. И если он не бегал, то он тоже...

— Он готовился... Но он не вживался. Но все, что ты говоришь, я подумал, что все-таки это все напоминает о той мхатовской школе игры по Станиславскому, в которой ты выросла. Да?

— Наверное...

— Вот эта роль в "The Last Resort", роль в "Страна глухих" — это все-таки все продолжение этой старой мхатовской истории с актерской игрой Станиславского...

— Не совсем. "Страна глухих" — да! Да! Она была сделана по системе Станиславского, очень так точно, жестко завинчено... был каждый винтик. Потом, когда меня пригласил Пол Павликовский в "The Last Resort" он мне предложил не сценарий, а синопсис, в котором не был прописан ни финал... мы не знали, что мы делаем... я подумала, что он, наверное, шутит... такого быть не может, мы все равно начнем снимать сценарий... По-английски я тогда почти не говорила, а он предполагал импровизацию. Я думала: "Как же так! Я даже своих партнеров...". Вот мы собрались на workshop, на репетицию... Он говорит: "Давайте! Репетируйте! Пробуйте! Разомните текст, ситуацию... Мне партнер как начнет что-то говорить, а я хлопаю ресницами и говорю: "Я ничего не понимаю..."

— Слезы...

— И в слезы. (смеется) Да. Мы с Павлом (Пол Павликовский) много переживали друг за друга. Он за меня, что вот он меня так подвел и прям он вот так... актрисе не может помочь и уже начинал даже сомневаться на правильном ли он пути... чтобы делать картину вот так как-то... вот как пойдет... А я думала: "Вот я его подвожу... Я играю главную роль... Почему-то на нее полтора часа должны будут зрители смотреть... а я сама для себя не ответила на вопрос "Почему?". И кто она... И зачем она в этой картине... А для меня это важно".

— То есть этот фильм был выпадением из этой традиции Станиславского...

— Выпадением. И он меня на самом деле научил... научил вот такой работе как будто ты на доске по волнам... да нужны очень сильные мышцы, чтобы не упасть. И вообще бесстрашие.

— Держать баланс.

— Держать баланс. Потому, что ты не знаешь откуда пойдет течение, откуда подует ветер... нужно лететь по этой волне и все время предчувствовать ситуацию... развитие ситуации. Мне понравилось. И я считаю вот "The Last Resort" большой удачей личной, в которой могу только себе признаться, что я научилась не ждать ничего от режиссера. Раньше мне казалось, что режиссер — Царь и Бог, он мне должен сказать, чего он хочет, а я как послушный его визирь попытаюсь это исполнить, потому что, особенно кино — это режиссерский вид искусства, и в конечном итоге все равно он смонтирует так, как он хочет. А ты сам чего хочешь? Куда мы идем? В какую мы страну плывем? Мы, наверное, на Север или мы на Юг? Мы смешим или мы захотим их заставить рыдать? Чего мы делаем? А теперь я понимаю, что иногда режиссеры выбирают другую тактику. И это я тоже уважаю. Если раньше меня это раздражало... я думала: "Ну... ничего этот молодой режиссер не умеет". А теперь я знаю, что он от меня ждет соавторства, если он молчит — это не значит, что он не знает, чего он хочет. Он просто меня провоцирует на поиск, а потом он включается в нужный момент, когда видит... и дает мне очень точные указания уже ... ориентиры, а пока мы поплыли, куда сердце чувствует. И это была совсем другого рода работа и многому меня научила. В "Forty Shades of Blue" с Айрой мы работали тоже где-то в каком-то вот в таком же ключе. Он очень много от меня исходил и давал мне на откуп какие-то смысловые направления сцены или истории... вот как я видела себе историю Лоры — он мне дал это сыграть. Но потом он взял это все вырезал и смонтировал по-другому картину. Я хотела сыграть историю такой "спящей красавицы", которая никогда не любила. Наверняка у нее было не очень все в порядке в детстве, и это было... присутствовало изначально в сценарии. А потом он взял все эти нюансы, детали ее биографии убрал. Но я их себе оставила, как "предлагаемые обстоятельства". И вот такой человек вдруг просыпается, потому, что он встретил человека, который пробудил в нем самого себя неведомого. И тут она становится живым человеком. Там была такая финальная сцена, где она говорила: "Я люблю... возьми меня с собой". Потому, что она поняла, что вот то, что между ними произошло может быть началом чего-то нового. Она так к этому относилась. Для героя Майкла — это было какая-то ... наоборот... конечная точка... вот отношения с Лорой... в его внутренних поисках. Для него его собственные проблемы разрешились этой историей, и он как-то для себя определился. А для нее это было начало. Поэтому, я думала, что даже в этом есть такой позитивный конец. Наконец она проснулась, и, наконец она ушла. А так она могла бы до самой смерти делать вид, что она счастлива, что ей не на что жаловаться, живет она лучше, чем anyone she was forever known. И я хотела, чтобы, в конце концов, у нее была надежда, поэтому последний вот этот ее проход... она утирает слезы... такая легкая улыбка... для меня это был... как бы... для актрисы попыткой подарить ей надежду, которую режиссер там не прописал, он оставляет знак вопроса, а вот эту мою внутреннюю интерпретацию роли мне никто не запретил делать. Но потом все равно... фильм, когда был смонтирован, он получился уже другой, и я его смотрела как зритель и поняла, что я себе чуть-чуть иначе себе его представляла. Но он уже сделан, и живет своей жизнью, в общем, я к нему уже имею мало отношения. И для меня эта история в прошлом.

— Ну я навскидку думаю, так уж сложилось, что я смотрел фильм... Как ни странно, персонально для меня вот... мой выбор... "Страна глухих" — там ты откровенно переиграла Чулпан... там все-таки был дуэт... да? и я сразу вычленяю элемент, какой элемент вот там сразу задевал... ну помимо структурного элемента, что она немая по роли, там вот получалась какая-то сумасшедшая, какая-то абсурдная сумасшедшая героиня, которая наверно и работала, которая наверно концентрировала зрителя... покупала его... и которую тебе удалось реализовать. Вот, может быть, это важно для твоей карьеры. Это как вопрос. Это не то, что я как аналитик, который хочет извлечь какую-нибудь истину в шкафу прошлого. Может быть это важно. Может быть, надо в какой-то другой кинематограф попробовать броситься. Вот, например такую сумасшедшинку абсурдную любит извлекать из актеров, находить ее, видеть, или если актер может ее подать, — заснять ее, Кира Георгиевна Муратова. Что ты думаешь по этому поводу. Не любишь ты ее, или тебе это нравится? Хотела бы ты с ней работать?

— Работать — несомненно. Мне было бы интересно попробовать. Но мы же актеры — люди зависимые от воли, желания продюсеров и режиссеров. Я сижу и жду. Если меня пригласят, если мне будет интересно, я с удовольствием.

— Сама не выходишь на режиссеров?

— Нет. Хотя, может быть, наверное, стоит. Да ?

— Мы вот прокатывали недавно картину Муратовой "Настройщик"... последнюю... и на пресс-конференции... совершенно служебное мероприятие... для прессы... пришла Друбич Татьяна. По всему было видно, что она пришла ради Муратовой. Она ее любит, но пришла потому, что она хочет у нее сниматься.

— Да? Да ну!... (с сомнением)

— Да. Она всячески себя... Муратовой... в каждом движении... даже какой-то монолог сказала... просто встала... Не знаю. Я просто сидел, смотрел на Киру и после монолога, понял, что никогда Друбич не будет сниматься у Киры Георгиевны, потому что она пошла каким-то простым таким путем... там не было какого-то безумия... если бы она упала со стула и сказала: "Ой. Я хочу у Вас сниматься"... если это бы естественно произошло, я думаю, Кире было бы интересней, чем если бы она послушала то, что она говорит. И, тем не менее, вспоминая "Страну глухих" и вспоминая этот безумный, задевающий элемент, у меня сейчас возникла мысль, что может быть надо с Кирой Георгиевной пообщаться...

— Может быть!

— Мне кажется, что успех моей работы в "Стране глухих" — 90 процентов это хорошо прописанная роль. И вообще, успех фильма — 80 процентов — 90 — хороший сценарий, крепкая история.

— Не каждой актрисе удалось бы сыграть сложного такого персонажа...

— Все равно. Хорошо прописанная роль... может быть неинтересная игра, чуть-чуть поверхностная... она все равно — заденет, и зрителя не оставит равнодушным.

— Но мне просто пока не предлагают такой роли. Может никогда и не предложат... Я надеюсь, что так не будет. Что я еще сыграю чего-нибудь интересное, но "Страна глухих" просто была таким попаданием в цель, потому что хорошо прописанная роль!

— И название...

— И название хорошее. Все сложилось.

— К вопросу о ролях. Театр! Куда исчез театр на какое-то количество лет? Почему он исчез?

— Почему он исчез? Потому что в один момент я поняла, что театр меня опустошает, но не происходит взаимообмена энергетического. Я ничего не получаю.

— Ну зритель ходил?

— Нет! Были полупустые залы. Это было в МХАТЕ имени Чехова, где я играла очень много. Репетировала... то есть я играла Сонечку Мармеладову в "Преступлении и наказании", Катерину в "Грозе", в "И свет во тьме светит" Толстого, дочку — Любу... И у меня были в общем-то интересные роли, но играть мне в театре было неинтересно. Я чувствовала, что как бы такая... глухая пустота внутри меня растет, и отчуждение от театра. Мне хотелось это поскорее все закончить. И, слава Богу, я встретила Луи, потому что если бы не он, может быть, я никогда и не решилась бы на такой поступок. Потому что довольно это все рискованно... А рядом с ним мне было не страшно. Представляешь — выйти из театра! И вдруг я поняла, что я без театра могу жить... прекрасно... Он мне, в общем-то, подменял жизнь, любовь... все. Это была такая сублимация жизни. А оказалось, что жизнь прекрасна, и я многому за этот период, вот за эту паузу научилась, много поняла о себе и о других людях и, в общем, наверное, это было полезно, многому научилась, и смогу этот опыт использовать, если я вернусь в театр. Теперь мне это стало снова интересным, потому что театр ожил, много сейчас идет хороших постановок, и когда я вижу то, что меня захватывает, мне хочется выпрыгнуть на сцену и походить между этими актерами. Так вот со мной случалось на спектаклях Чулпашки, у Фоменко... И, может быть мне стоит поработать в театре, тем более, что Роман Ефимович Козак давно меня спрашивал, когда же я вернусь. Я его люблю-уважаю, у него начинала, и наверное, будет очень естественным попробовать снова себя на его сцене... в Пушкинском.

— А театр и кино совместимы? У меня всегда было такое подозрение, что все-таки не совсем...

— Театр и кино?...

— Ведь есть актеры, которые никогда так и не пришли в кино, а при этом они замечательные театральные актеры. А есть те которые пошли в кино и не вернулись... Вот это совместимо? Нет?

— Нет... Совместимо. Абсолютно. Театр... он сбивает спесь, золотые... какие-то пленки с глаз и... в театре можно...

— Театр это лекарство от кино...

— да... можно на самом деле, можно понять, что ты умеешь, чего не не умеешь, в какую сторону тебе надо разбиваться. А кино — это способ зарабатывать деньги. — Раз. И — два. Ну, иногда в кино тебе выпадает такая редкая возможность вот... поискать какую-то выразительность, которую, например, невозможно в театре... Вот как эти Forty Shades of Blue... я не знаю... в театре это, наверное, было бы невозможно... а здесь, на крупном плане, одним движением ресниц, она открыла рот, выдохнула и ... или там задохнулась на окончании слова и уже через это гораздо ярче передать внутренние переливы ее душевных переживаний...

— В театр ты ходишь, все смотришь?

— В театр? Хожу. Только на то, что я точно знаю, что это будет интересно и полезно. Хотя, если...

— "Голую пионерку" ты смотрела?

— Да. Я смотрела.

— Понравилось?

— Понравилось. Мне понравилось! Такая честная, страшная работа...

— А книжку ты до этого не читала?

— Не читала. И до сих пор еще не читала. И не хочу... . Да...

— В театр ты ходишь, все смотришь, Чулпан видела... С Чулпан вы дружите?

— Дружим. Да. Она очень... Она ТАКАЯ девушка! Она актриса с большой БУКВЫ! Человек с большой БУКВЫ! И она удивительный и тонкий художник и работяга. А гений — это 99 процентов работы. Она работает так, что прям страшно становится...

Приходит муж Дины Луи и тоже очень трогательно хвалит Чулпашку.

— То, что она действительно много работает это заметно. А вся эта история с благотворительностью... Что это за история с благотворительностью? Я об этом ничего не знаю... Что это какое-то увлечение?
Это новое увлечение, или это старое... и почему это возникло, и кто это придумал... ?

— Меня тоже спросили как-то: "Вы когда начали заниматься благотворительностью?". Я так, не долго думая, сразу нашла ответ: "Мне кажется, я начала заниматься благотворительностью в вообще очень раннем детстве, лет наверное в 9, в 10, я этим уже так совершенно по велению сердца начала заниматься... " Поэтому...

— У тебя нету никакого религиозного бэкграунда?

— Бэкграунда религиозного — нет. Я выросла в семье таких СТРАШНЫХ атеистов... Моя бабушка была партийным деятелем, моя мама была депутатом и верила только в коммунизм (смеется). Нет. Не знаю... Может быть в этом есть что-то такое тимуровское. Не зря я своего, наверное, тоже неслучайно, сына назвала Тимуром. Но для меня "благотворительность" — какое-то такое мертвое слово. А вот помогать людям, которым ты можешь, и которые просят тебя помочь — вот это нормально, это звучит по-человечески. И это отражает мотив...

— Какое отношение к этому имеет Чулпан Это поставлено на какие-то уже регулярные рельсы... и вообще как это все работает?

— Нет. Все началось совершенно случайно. Чулпан мне рассказала о том, что в ее семье, у родственников была такая драма — ребенок заболел раком... Я только испугалась и как-то посочувствовала... в тот момент,.. в общем-то, в этот момент мы все, которые мало чего знаем об этой болезни пугаемся и думаем, хорошо, что нас обошло стороной... Но потом, через какое-то время, она мне сказала, что мальчишка выздоравливает, врачи ему помогли и вообще-то — тот страшный диагноз, когда ему поставили...

— Чудо возможно... !

— ... Чудо возможно. Да. Они сказали: "Готовьтесь к худшему!". А они не имели права такого говорить, потому что эта болезнь лечится, просто об этом никто не знает. И эти врачи, замечательные, молодые, талантливые люди — гематологи. Это пик медицины. Потому что они работают на молекулярном уровне... вот те лекарства, как я говорила Которые изобретают генетики... потом лечат какие-то суставные боли, еще чего-то... Поэтому вот развивать вот эту науку нужно... она у нас в абсолютном загоне... И вот этот научно-исследовательский институт на базе нескольких городских больниц... У них нет такого своего центра, где они могут лечить и помогать таким больным детям... они бьются... бились с бюрократами в министерстве. Очень просили и помощи... о том, что детей можно спасать, в мире уже выживают больше 80 процентов, а у нас 30, а все остальные даже не получают шансов на жизнь, когда они могли бы... и это катастрофично, потому что для этих врачей это не статистика, а для них — реальные люди. Родители, которые приносят своего ребенка к ним и говорят: "Спасите!". И они знают, что они могли бы, а у них нету физической возможности... нет палаты, нет койки и нет лекарств... А они знают, что этому — можно, что у него такие огромные шансы... и даже при шансах, когда бывает 1 процент, 2 процента, они борются... Они же делают науку... научный институт на базе практической медицины, Российской клинической больницы... у них разные цели и задачи... Практическая медицина — это койко-место, там план какой-то... на использование лекарства, на смертность... вот те, у кого поменьше шансов — домой... "не надо нам, чтобы они у нас тут вот окочурились"... Врачи — они не понимают и не хотят, и не соглашаются с таким походом. Для них каждый ребенок, даже с надеждой в 2 процента должен иметь свой шанс, причем у них чудеса случаются... и уже просто постоянно... при поддержке людей, которые пытаются как-то им помочь... и средствами, и перевозят нелегально анализы заграницу в лаборатории. Это просто абсурд, как у нас все еще на средневековом уровне. И вот, Чулпан говорила, что давно у врачей есть (она мне сказала) есть такая идея концерта благотворительного, но мощного, современного. Как это происходит на Западе. Там уже привычное дело, никого это не шокирует, ни у кого не вызывает удивления, что известные люди, к которым прислушиваются, которых знают-любят-уважают, занимаются подобными вещами. Там уже есть традиция этого. Они собирают огромные деньги и за очень короткий срок. Люди знают, доверяют благотворительности. Хорошо бы у нас начать какое-то такое движение. Я сказала, что вот!, а у меня есть свободный сейчас момент, давай я попробую... посмотрю, что мы можем сделать...

(Луи напоминает про Непал)

— После Непала, конечно, произошел какой-то вот переворот в моем сознании. Так что я была готова, наверное, к подобного рода отчаянным шагам. Это действительно был шаг отчаянный. Мы были люди непрофессиональные, у нас не было поддержки людей, у которых есть опыт организации подобных мероприятий. Хотя вот Кирилл Серебрянников был первый, кто откликнулся. Он сказал: "Да. Я вам срежиссирую этот вечер". Поэтому его именем тоже было проще приглашать на этот вечер поучаствовать знаменитых артистов. Музыканты, многие, звезды согласились выступить. И вот я удивилась и была в таком потрясении, когда люди... просто потому, что позвонила им Чулпан или я, соглашались сразу. Это значило, что у нас есть, как это... образ людей искренних, честных, ответственных и нам доверяли. Я сказала... что я съездила в больницу, я заглянула в глаза этим врачам, я посмотрела их все документы, я знаю на какой счет эти деньги пойдут, мы соберем... мы будем обо всем этом рассказывать и, пожалуйста, помогайте нам. И все сказали: "Да! Мы будем". Я рассчитывала... На что мы рассчитывали? Мы думали 200 000 долларов на этот аппарат мы не соберем, Ну и ладно... но зато мы начнем собирать... люди об этом узнают, будет шлейф этого события... мы знали, что это будет единичный вечер — первого июня, когда нам театр "Современник", Галина Борисовна Волчек, администрация дали бесплатно сцену. Когда соберутся... из своего графика занятого... все люди вырвут только один этот вечер. Мы соберемся, мы должны прозвучать. Мы должны сделать так, чтоб в зале были люди, от которых, в общем-то, многое зависит. И нам это удалось. Чудом. Я думаю, что мы находились вообще-то под защитой каких-то сил, и вообще наверное эта проблема настолько была насущная, и наш порыв был такой искренний и справедливый, что это дело было обречено на успех. Но мы-то этого не знали... Мы переживали очень. Программа минимум была — хотя бы начать собирать деньги, потому что врачи уже в отчаянии... они взяли в рассрочку этот аппарат, в больницу привезли в надежде кинуть клич и собирать благотворительные деньги... оплатить этот аппарат. В начале июня истекал срок, когда за него должны были выплачены все деньги. Если бы они не выплатили, его бы либо забрали, либо заморозили, ну все... в общем это была бы катастрофическая такая ситуация... Мы включились вот на пике... без раздумий. Когда я поняла, что вот здесь нужна наша помощь, а им представлялось, что только известные артисты могут всколыхнуть наше общество. Потому что именно здесь, в России, почему-то актеры пользуются таким вниманием и любовью, даже больше чем на Западе. И к ним прислушиваются. Они считаются такими интеллектуальными, духовными инстанциями. С ними соглашаются, их примеру хотят следовать, поэтому кому как не людям, у которых есть имя нужно было оказаться на нашей сцене. И все согласились.

— Ну, то есть это был порыв. Импульс. Будет ли это продолжаться или вот это просто вот такая акция?

— Такие акции мы думаем делать первого июня в День защиты детей. Наверное, они должны быть в этот день обязательно, потому что все в этот день настроено на то, чтобы событие вышло на гребень волны, именно в этот день всем средствам массовой информации интересно, "что же делается для детей"... Вот в другие дни им не интересно, это им как бы не по регламенту. А в этот день — Да... они нас захотели выслушать. Но вот сейчас, когда мы не готовим пока никакую такую громкую акцию, много нужно делать такой рутиной работы и я продолжаю дружить и в контакте все время с врачами-гематологами и с активной группой "Доноры — детям", которые очень много делают для этой проблемы и для многих...

— Я понял.

— К словам на "У"... . "увлечения" какие-то есть, кроме, ну вот есть профессиональная деятельность — "театр" — "кино". И есть вот такие вот мощные порывы... Какие-нибудь увлечения... ну вот видимо — "путешествия", судя по тому, что Непал возник...

— Да. Увлечения!

— Ну вот люди занимаются сноубордом... Бог знает чем..

— И этим тоже. Потому что все экстремальные виды спорта мы всей семьей очень любим. Если у нас есть такая возможность, то мы обязательно прыгнем либо на какой-то бешеный катамаран, когда баллы не позволяют выходить в море, или мы прыгаем с парапланом с горы, или на картингах гоняем. Наверное, в этом наша как бы чувственность и темперамент выражаются. Мои личные увлечения... Ну что меня влечет?... Это, наверное, открытие самое себя. Я стараюсь быть с самой собой честной и делать, и говорить то, что я думаю, то что мне интересно, не бояться последствий, принимать вызов, который я сама себе бросаю... , поэтому могут быть какие-то внешне нелогичные поступки, а для меня внутри они очень оправданны, как моя поездка в Непал, как мой уход из театра, как мои какие-то еще такие могут ... .кажущееся нелогичным поведение... что еще? Ну вот рисование. У меня есть сайт, недавно я его вот сделала: www.dinakorzun.com, там есть отдел "рисунки" drawing, и это маленькие такие набросочки, которые я успеваю делать ну так... на коленке в самолете, поезде, метро или в какую-то минуту свободную. Кстати, есть там у меня и почта и форум, и если можно будет, то я всех читателей туда приглашу... Что еще привлекает?

Луи со знанием дела говорит говорит: "Секс!"

- Секс! Да. Это точно (смеется)

— Хороший итог для журнала "Меню удовольствий"