Грязнообразие ракурсов

В залах RIGroup Московского дома фотографии на "Винзаводе" открылась выставка Бориса Михайлова "Исторические инсинуации", приуроченная к семидесятилетию прославленного фотохудожника и подготовленная при поддержке компании MasterCard. Рассказывает ИРИНА Ъ-КУЛИК.

Юбилейная выставка мастера хоть и не академическая, но ретроспектива: три ранее в России не выставлявшихся цикла охватывают различные исторические периоды — тут есть и советские 60-70-е, и раннеперестроечные 80-е, и слайд-фильм, снятый два года назад на курорте в Тенерифе. Вместо него планировалось показать самую известную михайловскую серию — "История болезни", но случились какие-то технические накладки, и ужасающих российских бомжей в последний момент заменили благополучными европейскими туристами.

В отечественном фотоискусстве Борису Михайлову принято отводить столь же почетную роль, что и его другу Илье Кабакову — в российском contemporary art. Кстати, чета Кабаковых, готовящая в Москве большую выставку, заглянула на вернисаж к коллеге. Как и господин Кабаков, Борис Михайлов, давно выставляющийся и живущий на Западе, в Германии, считается одним из тех художников, которые смогли задокументировать и эстетически осмыслить опыт советской повседневности.

Причем гарантией подлинности именно этих свидетельств в отличие от образов разрешенного советского искусства казалась именно предельная и пугающая мизерабельность этого советского мира, который Борис Михайлов представляет вполне в традициях Достоевского, мастерски играя на самых дискомфортных и мучительных чувствах — стыда, переходящего в ерничание, и нестерпимой жалости, граничащей с отвращением.

Самый ранний из представленных на выставке циклов — "Сюзи и другие" — датирован 1960-1970-ми годами. Документальные и постановочные цветные снимки характерного желчно-желтоватого оттенка представляют этакий рутинный сюр советской жизни. Заснеженный бюст вождя соседствует с жутковатым натюрмортом из галстука в горошек, двух селедок и парика на болванке, кадр с пенсионером-ветераном, несущим над головой надувшийся, как воздушный шар, целлофановый пакет,— с фотографией, запечатлевшей наманикюренную руку манекена, покоящуюся на подлокотнике забытого во дворе кресла.

В эту выморочную обыденность вторгаются кадры, запечатлевающие то эротические фантазмы советского человека — например, навевающий мифологические ассоциации снимок, запечатлевший не первой молодости гражданку в подвенечном платье, лежащую в траве колхозного луга, и пасущегося на заднем плане быка. А также фотографии, имитирующие любительское порно — разнообразно заголяющихся перед камерой девиц отнюдь не плейбоевских статей, юбку, задравшуюся на дебелых ягодицах, или словно бы отделившуюся от тела женскую грудь, свисающую посреди убогого кухонного интерьера.

Все эти снимки кажутся отнюдь не эротическими, а именно что срамными. Никакой сексуальной революцией тут и не пахнет. Борис Михайлов отнюдь не противопоставляет сексуальную свободу ханжеской советской морали, но, совершенно не обольщаясь, показывает, какие именно тела и половые органы могут быть у типичных советских граждан. Всматриваться в снимки дольше, чем того требует считывание общих смыслов, крайне трудно — относиться к персонажам Бориса Михайлова с любопытством как-то неловко, да и сам фотограф вряд ли считает их необычными и интересными. А жалость и отвращение так и не переходят в сочувствие или ярость.

Еще большей безнадегой веет от цикла "Соляные озера", снятого в 1986 году и запечатлевшего стихийный пляж на берегу донбасского водоема, прямо посреди промзоны. Оплывшие, неимоверно уродливые тела, плещущиеся в отравленных водах прямо возле заводской сливной трубы и загорающие чуть ли не на шпалах железнодорожных путей, выглядят еще более отталкивающими на снимках, отпечатанных в сепии, которая воспринимается как цвет грязи. И как бы мастерски ни были сделаны эти снимки и сколь бы оправданным ни было документирование этого своего рода этнографического феномена — токсичного слива, почему-то прослывшего целебным источником,— нарочито монументально снятые "Соляные озера" кажутся эффектной, но вполне типичной для ранней перестройки аллегорической "чернухой", даже более лобовой, чем инсталляции Ильи Кабакова про обживание общественного сортира или заброшенной стройплощадки.

Впрочем, не более заманчивым у Бориса Михайлова выглядит и канарский остров Тенерифе, которому посвящен слайд-фильм 2006 года. Во всяком случае, заснятые Борисом Михайловым престарелые туристы в безвкусных шортах и майках, не скрывающих дряхлых тел, еле волочащие ноги или даже восседающие в инвалидных креслах, с брюзгливыми или осоловелыми лицами, выглядят ничуть не более счастливыми или здоровыми, чем советские дядьки и тетки на берегах Донбасского водохранилища. И если в "Соляных озерах" при желании можно было увидеть плакатно-броский образ безысходности "совка", то "Отдых на Тенерифе" выглядит столь же показательной карикатурой на современное буржуазное общество.