"Марадона — современный святой"
С Эмиром Кустурицей о его новой картине побеседовал Андрей Плахов.
— В какой момент Марадона стал для вас героем, достойным того, чтобы снять о нем кино?
— Я был одним из миллионов людей, которые подпрыгнули от радости, когда он забил два гола в ворота англичан в 1986 году. Это было торжество справедливости. Сколько раз до этого мы играли с Англией — и судьба подыгрывала им. И тут вдруг судья не заметил "божественной руки" Марадоны. Зато второй его гол — это было произведение, достойное того, чтобы поместить его в музей современного искусства.
— В чем заключается ваша общность?
— Аргентина и Сербия — две страны, экономика которых была подорвана Международным валютным фондом, то есть супервластью Запада. Марадона восхищает меня как великий футболист, но в то же время он близок мне как бунтарь.
— В чем суть характера Марадоны? Вы не стали спрашивать его о наркотиках или его предполагаемых связях с неаполитанской каморрой.
— Я не верю в его связь с каморрой. Но, если приезжаешь в город, где каморра влиятельна, лучше встретиться с "отцами города" и выпить с ними кофе. Я не спрашивал Марадону о наркотиках, но старался достаточно ясно показать его главную проблему: он хочет сбалансировать две противоположные части своей личности — все плохое, что в нем есть, и все хорошее. Он весь сплошное противоречие. Сегодня он проклинает Соединенные Штаты, завтра рекламирует Coca-Cola. Так и в футболе: в судьбоносном матче с Англией он забил один "дьявольский" и один "божественный" гол. Бог прощает его грехи: он несколько раз вплотную подошел к смерти, но Бог не принял его. В каком-то смысле он — современный святой.
— Противоречивых людей много. В чем все же феноменальность характера Марадоны?
— Каждый его жест и вся его судьба приобретают символический характер. Если бы Энди Уорхол был жив, он бы рисовал не Монро, а Марадону. Но в какой-то момент звезда покидает публичную арену и не знает, как жить дальше. Этим Марадона напоминает мне другую икону — Марлона Брандо. Для великого футболиста идеальной жизнью был бы матч, в котором никогда бы не раздавался финальный свисток.
— Марадона близок вам также политически?
— США 20 раз после мировой войны бомбардировали разные страны, в том числе и мою. В 1999 году у нас убили 3 тыс. мирных жителей, и я знаю, что нас бомбил не Шон Пенн, а Хавьер Солана. Вспоминаю логику Раскольникова: Наполеон убил тысячи людей, значит, что мешает убить одну никому не нужную старуху? И я знаю, как это важно — доказать, что ты, как представитель маленькой страны, способен сопротивляться, можешь заставить говорить о себе весь мир. Маленькая нация может прорваться только через кино или футбол. Я знал, что Марадона политически ангажирован, но не представлял, до какой степени. Достаточно услышать его критические высказывания о предыдущем папе римском (который, как известно, в свое время был вратарем).
— Но в рассуждениях Марадоны много наивного — в том, например, как он выражает свои чувства к Фиделю Кастро.
— Нельзя относиться к нему как к философу, он не кончал университетов. Однако у него мощнейшая интуиция, и он способен смотреть в корень. В Фиделе он видит не какой-то идеал, а образ сопротивления Америке. И я слышал, например, что даже Билл Клинтон уважает Кастро.
— Кто из современных футболистов может сравниться с Марадоной? Зидан?
— Он сильный игрок, но не вызывает у меня такого же восторга, как Марадона. Проблема в том, что современные футболисты, такие как Бекхем, больше обязаны своей славой не игре, а рекламной и медийной шумихе за пределами поля. Марадона начал рекламировать Coca-Cola уже потом, а популярность завоевал благодаря своей игре и таланту.
— Есть ли еще личности, которые кажутся вам достойными того, чтобы сделать о них фильм?
— Панчо Вилья. Именно о нем я собираюсь сейчас снимать картину. Игровую. В главной роли, скорее всего, выступит Хавьер Бардем. Это будет смешное кино. Вот одна сцена. Отряд крестьян-революционеров захватывает город. Там есть кинотеатр, а они никогда не видели кино. Среди них есть одноглазый — он настаивает на том, что заплатит только за полбилета.