Такеши Китано уже стал лауреатом 30-го ММКФ
На открытии юбилейного 30-го Московского Международного кинофестиваля почетная премия за достижения в области киноискусства будет вручена выдающемуся японскому режиссеру, актеру и художнику Такеши Китано.
Такеши Китано — уникальное явление кинематографа. Сверхновая, явившаяся на европейский, а затем американский небосклон к середине 1990-х, и до сих пор сияющая нестерпимо-ярко. Не приверженец какого-либо стиля, не романтик или постмодернист. Не наивный художник и не апостол "азиатского экстрима". Просто — Такеши Китано. Он пришел в кино уже заслуженным артистом эстрады — участником знаменитого комического дуэта, телезвездой; в успех косолапого шута на серьезном поприще не верил никто.
Внезапные переходы от импульсивной истерики к кататонической задумчивости надолго стали ноу-хау бывшего комика, отныне признанного профессиональным артистом. Впоследствии Китано, так и не оставивший телекарьеру, снимался сравнительно редко, но неизменно метко. У того же Осимы семнадцать лет спустя — в парадоксальном и драматичном "Табу", в роли полководца обреченной самурайской армии. В идиотическом кибер-панковском экзерсисе "Джонни-Мнемоник" — в роли энигматичного представителя всемирного клана якудзы. В антиутопической "Королевской битве" он сыграл самого себя — строгого и безалаберного "учителя Китано", грозящего легкомысленным старшеклассникам поголовным истреблением (здесь Китано — не кто иной, как "Повелитель мух" собственной персоной).
Китано — трагик и комик: чуть не отправившись на тот свет, Такеши обрел новое лицо. Одна половина — как греческая маска (или маска театра Но?), застыла в паралитической нирване, вторая — улыбается и плачет. Лучшие и самые важные роли Китано сыграл в тринадцати собственных картинах. Главная из этих ролей — неизменное амплуа сценариста, монтажера, режиссера. Самого самобытного и удивительного азиатского кинематографиста рубежа ХХ и ХХI веков. Что такое фильмы Китано? Всегда — ошеломляющий контраст, шокирующее единство противоположностей. Постоянное движение: пешком и бегом, на такси или в шикарном спортивном автомобиле, на боксерском ринге и на серфинге, полет воздушного змея и полет пули. И — остановленный кадр: берег моря, городская свалка, гора трупов. Затаивший внимание ребенок и самоубийца, приставивший пистолет к виску, застывший с мечтательной улыбкой на лице.
Абсолютная простота геометрической фигуры из учебника начальных классов — и труднейшие монтажные конструкции, эллиптические головоломки из области высшей математики. Любой фильм Китано сначала кажется элементарным, а в памяти остается не разобранным паззлом: вроде бы, комическая "Точка кипения" — кино о лузере и его глуповатой подружке, а на поверку — героический эпос. "Сцены у моря" — идиллическая сказочка о глухонемом серфингисте или скорбный реквием по погибшей мечте? Народный рыцарский роман "Затоiчи" с каждым кадром все больше похож на абсурдный капустник с песнями и плясками, будто режиссер и вправду работал, подобно своему персонажу, вслепую. Последний на сегодняшний день фильм Китано, "Банзай, режиссер!", притворяется бурлескной комедией. После такого веселья зрителям не одну ночь будут сниться кошмары.
Сентиментальность почти голливудского толка — и скорбное бесчувствие пожизненного шизофреника. В комичном и трогательном "Кикуджиро" Китано воспитывает мальчика-приемыша, брошенного мамой, напоминая о чаплинском "Малыше"; но и в мировой гармонии этого детско-взрослого чемпионата по играм найдется место для отморозков, проституток, бомжей и педофилов. В знатных костюмах от Ямамото проходят по лепесткам цветущей сакуры и по алым листьям осенних кленов влюбленные безумцы-нищие из "Кукол"; их ритуальное шествие будет прервано отнюдь не игрушечной смертью. Глухой выстрел в упор, предсмертный визг тормозов, тихие капли крови — а самое главное, финал финалов, остается за кадром. Простое, как молчание.
У Китано уморительный гэг равноценен вспышке беспощадного насилия. Одним ударом, без предупреждения, палочками в глаз — как взорвавшийся раньше времени фейерверк, он сбивает зрителя с толку... и всегда одерживает верх. Площадной юмор "ниже пояса" — в одном шаге от возвышающей поэзии древнеяпонской драматургии, скрип диджейского винила равноценен унылому завыванию самурая-акына. Деревянные куклы — совсем как настоящие, до боли живые люди.