Эволюция революции

Сорок лет назад майская молодежная революция пустила под откос такой славный буржуазный механизм, как Каннский кинофестиваль.

Режиссер Карлос Саура и его жена актриса Джеральдина Чаплин, дочь великого комика, повисли на занавесе, чтобы сорвать просмотр собственной картины. Годар, Трюффо и другие пионеры "новой волны" с мазохистским удовольствием разрушали фестиваль, который давно к тому времени перестал быть звездно-буржуазным и сам по себе на глазах превращался в площадку для пропаганды леворадикального кино.

Срыв фестиваля ускорил этот процесс, и, когда он ожил в 1969-м, здесь победили острые разоблачительные и социально-политические фильмы: "Если" Линсея Андерсона, "Дзета" Коста-Гавраса, "Антониу дас Мортес" Глаубера Роши, а "Беспечный ездок" Денниса Хоппера был признан лучшим дебютом. И потом еще долго, на протяжении почти всех 1970-х годов радикальный акцент сохранялся на набережной Круазетт: здесь побеждали шведские фильмы о пролетариате ("Одален 31", "Джо Хилл" Бу Видерберга) и итальянское кино протеста ("Дело Маттеи" Франческо Рози, "Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений" и "Рабочий класс идет в рай" Элио Петри, "Прощай, самец" Марко Феррери). Вернулся сюда и непримиримый Карлос Саура, чьи "Кузина Анхелика" и "Выкорми ворона" тоже стали каннскими лауреатами.

Но как только изменилось время, изменилось само кино, Каннский фестиваль тоже изменился. В 1980-1990-х годах здесь свирепствовал постмодернизм в лице Боба Фосса, Вима Вендерса и Мартина Скорсезе. Политические мотивы если и проникали, то в виде злободневной конъюнктуры: в 1981 году победил "Человек из железа" Анджея Вайды — фильм скорее важный, чем великий. Главное же — фестиваль, как и вся окружающая его культура, стал превращаться в медийную площадку, в парад брендов. Но точно в этом же направлении стала развиваться политика, потому вполне естественно, что четыре года назад на Круазетт принимали как звезду совсем негламурного Майкла Мура, а его "Фаренгейт 9/11" стал главным событием фестиваля. Правда, при этом почти весь Канн бастовал и ходил с революционными слоганами — несколько пародийное повторение ситуации 1968 года.

Нынешний, 61-й фестиваль выглядел как будто бы рядовым. На нем не было безусловных шедевров, глобальных событий, которые вышли бы за пределы кинематографического круга и контекста. Звезды вели себя как положено: бывший бунтарь Деннис Хоппер давал вежливые интервью, Мадонна боролась со СПИДом, ее бывший муж Шон Пенн, забыв юношескую склонность к публичным эксцессам, возглавлял жюри и запрещал его членам читать мнения критиков, чтобы руководствоваться в оценках фильмов исключительно собственными эмоциями.

Удивительным образом эти эмоции привели и жюри, и публику, да и тех же критиков к единому результату: лидером фестиваля единодушно признан фильм артхаус-линии "Кино без границ" "Класс" Лорана Канте — скромное социологическое эссе на тему мультикультурной ситуации во французских школах. Другие фильмы, более амбициозные, изощренные по языку, оказались отодвинуты на периферию, а то и вовсе проигнорированы.

Это говорит о том, что революция, затеянная 40 лет назад, победила, и мы до сих пор спокойно пожинаем ее плоды. Мы — это уже совсем другие люди: как всегда, революция оказалась безжалостной для тех, кто ее творит. Где сегодня Годар, Трюффо, тот же Саура? Одних уж нет, другие превратились в неактуальных классиков. Зато Роман Поланский, отказавшийся в 1968-м выйти из каннского жюри вместе с Робертом Рождественским, в полном порядке: седой мальчик в сопровождении двух красавиц выше его на голову представлял в Канне документальный фильм о самом себе — герое первого в истории Голливуда педофильского скандала.

Однако революция не окончена, она продолжается. Пусть сравнительно спокойно во Франции, но в соседней Италии, где к власти пришли правые, накипает взрыв. Если не социальный, то художественный. Два лучших в этой стране режиссера-эстета — Маттео Гарроне и Паоло Соррентино представили в Канне политические фильмы в самом прямом и радикальном смысле слова. Фильм артхаус-линии "Кино без границ" "Гоморра" Гарроне — жесткое и бескомпромиссное разоблачение мафии. "Il divo" Соррентино — блистательный гротеск на тему власти, которую воплощает один из самых искусных игроков итальянской политической сцены Джулио Андреотти. Обе картины получили заметные награды. Политическое кино Италии возрождается, хотя оно совсем другое, чем то, что заполняло экраны мира 30-40 лет назад. Более холодное, рациональное, пессимистичное и без иллюзий.

Интересно будет увидеть развитие этого сюжета на итальянских фестивалях осенью нынешнего года в Венеции и Риме. После того как два лучших итальянских фильма ушли в Канн, что останется для Венеции? И какая участь ждет новообразовавшийся фестиваль в итальянской столице? Новый мэр Рима Джанни Алеманно с его ультрапатриотическими взглядами уже проявил себя идеей о том, что нечего тратить миллионы на прием и охрану Николь Кидман и Леонардо Ди Каприо, лучше поднимать свое, итальянское кино. Правда, проверка выяснила, что недоброжелатели вдвое преувеличили бюджет Римского фестиваля (€17 млн вместо €32 млн), но все равно, согласно новой концепции, Голливуду будет сильно ограничен сюда вход. Меняется и руководство фестиваля, в него теперь входит симпатизирующий правым режиссер Паскуале Скутьери. В Канне был презентован его фильм "Я, Клаудия" о звезде 1960-1970-х годов Клаудии Кардинале, по случайному совпадению жене господина Скутьери. Правда, лучшие свои роли она сыграла у режиссеров совсем другой политической ориентации, но это дело прошлое.

Трудности, которые ждут Римский фестиваль, объективно выгодны Венецианскому. Им по-прежнему руководит Марко Мюллер, не замешанный в итальянских политических дрязгах. И Голливуд отсюда гнать пока не собираются, во всяком случае, как и в Канне, венецианское жюри в этом году возглавит знатная представительница американского актерского цеха Мерил Стрип.