"Я никогда не понимала Тарковского"

Так назвала свой первый полнометражный художественный фильм 23-летний режиссёр Лера Гай Германика. В 18 лет она взяла в руки дешёвенькую видеокамеру-"мыльницу" и сняла документальный фильм, который неожиданно получил главный приз "Кинотавра" и был показан в Каннах. Со своим новым, теперь уже игровым фильмом Лера и её продюсеры, компания "ПРОФИТ", собираются покорить весь мир.

- Это правда, что тебе было восемнадцать, когда ты начала снимать кино?

- Да, я начала в восемнадцать. Это был фильм "Девочки". Я попала на лекции к режиссёру Марине Александровне Разбежкиной. Пошла в соседний подъезд и сняла своих знакомых девочек, которые были немного младше меня. Потом Марина предложила мне поступить в Независимую школу кино и ТВ "Интерньюс", где она преподавала курс документальной режиссуры. Там я проучилась шесть месяцев и смонтировала "Девочек". Фильм попал в руки к Мише Синёву, продюсеру фестиваля "Кинотеатр.док", и они начали возить его по кинофестивалям. На "Кинотавре" он получил гран-при за короткий метр. Потом картина даже была на Дне России в Каннах вместе со вторым моим учебным фильмом "Сёстры". Ничего особенного, я считаю.

- Почему ты решила оставить документальное кино, если всё так удачно складывалось?

- Мне перестало быть интересно таким злым ребёнком, вампиром. Сидеть и караулить чужую жизнь, ждать, когда же наконец мой герой обосрётся, нажрётся, а я всю эту гадость сниму и покажу через это драму человечества. Искусство всегда спекулировало на несчастье людей, и я, снимая свои документальные фильмы, тратила большие усилия. чтобы человек показал мне свою драму. И когда я увидела, что люди в зале хлопают, радуются, призы дают, мне стало так обидно и ужасно стыдно. А уже потом, с продюсерами, пришли корысть и опыт хитрожопости, которую я ненавижу.

- А на каком фильме пришла корысть?

- На "Девочках", за которых я получила приз. Это же наркотик. На следующий день я залезла в "Яндекс", набрала "Валерия Германика" и поняла, что жизнь удалась. Я жила в этой эйфории, пока меня не долбануло тем, что я посмотрела на себя и всё документальное кино со стороны. Когда ты ничего не умеешь и снимаешь, как пионер, ты веришь в светлую идею. А потом ты узнаёшь мир изнутри и думаешь: вот сейчас я сижу и бухаю с этими крутыми режиссёрами, которых пять лет видела по телевизору, и они говорили о чистоте и невинности. Но как только они находят чистоту и невинность, они втаптывают их в грязь, им становится от этого хорошо. Я поняла, что за красивыми словами стоят бабло, ебля, алкоголь, фестивали, корысть и ложь. Мир перевернулся. Я любила своих героев по-настоящему! А они ездили с героями своих фильмов на фестивали и хвастались: прикинь, мой герой так-то обломался, а я снял; а у моего квартиру отняли, он бомж. Я считаю, что не имею права на такое, надо валить в мир фантазии и игрового кино, чтоб не скурвиться, как они.

- Ты много зарабатываешь?

- Я получаю столько, сколько прошу. Недавно купила двухкомнатную квартиру в пафосном районе, где живут всякие знаменитости: литераторы, драматурги, киношники; сейчас в ней ремонт. То, что не может тридцатишестилетний мужчина в моей профессии, может двадцатитрёхлетняя девочка!

- Недавно ты закончила съёмки своего первого игрового фильма — драмы "Все умрут, а я останусь". Это продолжение твоей документальной истории?

- Нет. Я придумала историю о том, как три девочки всю неделю собираются на дискотеку, и там происходит драма. Сценарий мне писали самые лучшие драматурги Москвы — Александр Родионов и Юрий Клавдиев. Несколько лет назад я впервые увидела спектакль по пьесе Клавдиева и решила, что этот чувак будет писать мне сценарий. Я почувствовала в нём дух воинствующей молодёжи. Оказалось, что он тоже хотел со мной познакомиться. А Сандрик уже работал с разными режиссёрами, по его сценариям снято пять фильмов. Я ему рассказывала о себе, о том, как вижу мир, он записывал и потом приносил прекрасные тексты. Я всё удивляюсь, глядя на него: "профессорский" сын, вырос в библиотеке, а на каждой странице мат-перемат.

- Молодые актрисы жалуются, что ты очень жёсткий режиссёр.

- Я документалист, мне нужно, чтобы всё было по-настоящему. А как иначе? Полина Филоненко, сыгравшая у меня главную роль, дралась по-настоящему, до первой крови, с Олей Лапшиной, которая играла её маму. После этого у Полины были синяки. Мало того, актрисы в кадре пили настоящий алкоголь. Никто не возмущался. Правда, Агния Кузнецова (актриса, сыгравшая главную роль в "Грузе 200". — Авт.) однажды не выдержала, вышла из туалета, заплакала и сказала: "Ты такая же, как Балабанов!"

- Почему ты снимаешь фильмы про подростков?

- Я тоже раньше думала, что снимаю фильмы про подростков, про себя и про маленькую революцию внутри человека. Но когда я читала критику, оказывалось, что это про всех нас на свете, и что настолько серьёзное у меня творчество. Меня, наверное, всё интересует, просто лучше я знаю подростков и через них могу рассказать про всё остальное. Подростки мне близки своими яркими эмоциями. У человека же нет ничего, кроме своих эмоций. Когда я снимала фильм, я думала, что жить — это значит разрешить себе страдать; когда ты хочешь — плакать, когда ты хочешь — смеяться. Делать что хочешь. Если ты не страдаешь — ты не живёшь. Дети могут взять и порезать себе вены — это поступок. А взрослые иногда отказываются любить, чего-то боятся, скрывают свои чувства. Я вижу, как взрослые мужчины в моей профессии сбегают от младенцев на край света, боятся пелёнок. Я вижу, как некоторые люди живут по двадцать лет в браке и ненавидят друг друга. Такое происходит везде. Это всё оттого, что они взрослые.

- Собираешься ли ты везти картину на какие-нибудь фестивали?

- Наверное, фильм покажут отборщикам крупных европейских кинофестивалей, потому что я бы не хотела на русских фестивалях его показывать. Это моя гражданская позиция. У нас некоторые критики так не любят кино, зачем они критики — я не понимаю. Выливают много негатива, а мне нельзя их слушать, я будущая мать. Временно я бы хотела прекратить отношения с русскими фестивалями. Награды их мне не нужны. Для меня награда в другом заключается. Есть какие-то пунктики в жизни, которые я должна осуществить. Потому что я же обещала: "Всё умрут, а я останусь".

- Лера, как ты думаешь, заслуженно ли наши фильмы не получили "Оскар" в этом году?

- Во-первых, я не видела ни одной зарубежной картины, которая номинировалась на "Оскар". Может, другие фильмы в десять раз круче, чем у Михалкова и Бодрова. Вообще фильмы, которые когда-либо получали "Оскар", стали классикой. Кроме одного, который я просто ненавижу, — это "Гладиатор" с Расселом Кроу. Николсон правильно сказал на "Оскаре": "Кино нам может давать надежду". Иногда. Лично я не верю в спасительную силу искусства. Если мне интересно — я смотрю, а вся эта философская канитель, как я называю — "унылое говно", вообще не для меня. Меня интересует частная история человека, поэтому мне нравилось раньше снимать документальное кино. Через неё можно угадать общее, но я всегда думаю только о судьбе и личных переживаниях конкретного героя. Поэтому я никогда не понимала Тарковского, но в то же время мне был близок Элем Климов и до сих пор это мой любимый режиссёр.

- А чем тебе Тарковский не угодил?

- Он и Климов по-разному рассказывают одну и ту же историю. У Тарковского я вижу медленное скольжение камеры по траве, и кто-то из преподавателей говорит, что каждая травинка имеет смысл, а я этого не понимаю. Мне интереснее другое: как у Климова в конце мальчик стареет. Как ему грим делали? Или мне интересно, как наши уважаемые режиссёры отрывают за кадром голову котёнку, чтобы вызвать у ребёнка нужную реакцию и запечатлеть это на киноплёнке.

- Кем ты мечтала стать, когда училась в школе?

- А я не училась в школе! Мама купила мне аттестаты за девятый и одиннадцатый классы. Мой первый класс пришёлся ещё на время октябрят и пионеров, мои родители были против этого и забрали меня из школы. У меня немножко диссидентская кровь.

- И кто у тебя родители — художники? Это их картины висят на стенах?

- Нет, про родителей не буду говорить. А то, что вы видите на стенах — это советский авангард. Картины Сергея Бордачёва, Александра Жданова, Абрамова и других художников. Они диссиденты: кто эмигрировал, кто умер, а кто продаёт свои картины по бешеным ценам... Так вот 1 сентября родители сказали: пошли вы в жопу, пионэры, — и отдали меня в какой-то кооперативный лицей по системе обучения Рудольфа Штайнера. Мы там не учили ни математики, ни русского, но зато прочли русский эпос и Библию. Рисовали, лепили, пели и играли на скрипках. Я до сих пор не знаю таблицы умножения и пишу без запятых, но меня это не смущает. Когда я писала свои первые заявки в Госкино или продюсерам, преподаватель мне исправляла все ошибки.

- У тебя, наверное, было много свободного времени. Расскажи, где и как ты познавала мир?

- Ну как? Как все подростки. Тусовалась, хулиганила, машину мы угоняли, один раз даже могилу на кладбище раскопали. Не скажу, на каком, а то вдруг милиция ко мне придёт. Потому что это дело так и не раскрыли. Это было старое, дореволюционное кладбище. В детской комнате милиции часто сидела...

- Что сейчас, на твой взгляд, главное для режиссёра? Образование, я так поняла, не нужно...

- Образование как опыт для меня очень важно. Опыт по-разному можно накапливать. Это твой личный опыт и мировой. Надо просто читать много книжек, пить виски и ни в чём себе не отказывать. Человек — он же как Бог, только забывает об этом. А когда понимает, то начинается кино, и его уже не остановишь.

- Кто тебе интересен из современных режиссёров?

- Мне, знаете, вообще не интересны режиссёры. И фильмы меня никакие не удивляют.

- Но какие-то авторитеты у тебя есть или ты сама себе авторитет?

- Рок-звёзды для меня авторитеты. Я готовлюсь сейчас рожать и слушаю Марка Алмонда, Боя Джорджа и Culture Club, Soft Cell, The Cure , Мерилина Мэнсона, Клауса Номи. Вот они для меня авторитеты настоящие. Это мегакрутые чуваки. А режиссёры, как я уже говорила, только свои комплексы на экране показывают. Они не могут быть мне интересны, потому что я то же самое делаю в принципе — какой-то отстой. А я всегда хотела быть рок-звездой и выйти замуж за рок-звезду, петь песни и не париться.

- А что мешает? Ещё не поздно...

- У нас была своя группа, но мы спились и распались. Потом всех родители заставили учиться, и я осталась одна. В группе было четыре девочки, и мы на репетициях нажирались так, что у меня бас-гитара падала из рук. Репетировали мы у меня дома, и когда моя мама приходила с работы, она находила голую клавишницу в ванной, блюющую гитаристку на балконе и меня без сознания. Это всё раздевалось, блевотина вытиралась, одежда стиралась. Такая была группа. Сначала она называлась Violent Milk, потому что мне нравился фильм Кубрика, а потом гитаристка Лерка назвала её почему-то Magic Horn и сказала, что это как магический горн или член. А я всегда мечтала создать такую волшебную группу под названием "Чучело козы с анальным отверстием". Я ещё пела таким гроулингом, таким гррррррррррррррр. Мы красили губы в чёрный цвет и были неотразимы.

- А тексты сама писала? Можешь вспомнить?

- Из своих песен я не вспомню сейчас ни строчки, хотя тексты писала сама, почему-то на английском. С шестнадцати лет я много тусовалась в Европе, общалась с разными людьми, пока мои ровесники сидели за партами и зубрили алгебру.

- По Европам автостопом?

- Зачем? Мажорно, со всеми удобствами. В Финляндии у меня жили друзья. Там я выкурила первую сигарету "Мальборо"-соточку — она была такая длинная, и на ней была цифра 100. А в Париже я выкурила первую самокрутку. Там очень много арабов и русских, которые сразу собрались вокруг меня. Там я первый раз прокатилась на открытом кабриолете под мостом, где погибла принцесса Диана. Вообще ничего криминального. Только один раз в отеле в Париже меня достали украинцы сверху. Я зацепила со своего балкона верёвку, где сушилось их бельё, и дёрнула её. Все их разноцветные трусы и лифчики шестого размера приземлились прямо на столики с устрицами, потому что внизу было кафе и время ужина. Приехала полиция разбираться, что эти русские творят. Вот странно: когда у них под носом куришь траву на Елисейских Полях — они проходят мимо, а когда трусы какие-то... Я потом села под Эйфелеву башню и заплакала: "Как я хочу в Москву, как же они меня все задолбали".

- Скоро ты родишь. Как ты представляешь себя в роли матери?

- Очень хорошо представляю. Буду дальше работать. Ребёнок родится, надо на игрушки зарабатывать, снимать следующий фильм, как бы ужасно это ни звучало. Будем разваливать кинематограф изнутри. Если Владимир Меньшов сказал, что кинематограф загибается, я ему помогу и построю новый.

- Ну, ты уже начала: с показа на "Кинотавре" твоего последнего фильма "День рождения Инфанты" члены жюри вылетали как ошпаренные. Весь фильм твои герои надевают ошейники, бьют себя, потом пьют и занимаются сексом.

- Это единственный мой фильм, который целенаправленно делался под впечатлением о человечестве. Я раньше собирала в себя все эмоции: хорошие, плохие, все смешивала — была очень открытым человеком. То, что я делаю, может быть оценено только через несколько лет, когда индустрия у нас продвинется, зритель подрастёт и ситуация в стране изменится.

- Ты обиделась, что твой фильм не оценили?

- А судьи кто? Ты приходишь в какое-нибудь гламурное место, где сидят эти актёры и режиссёры, нажираются и начинают стаканы об стенку бить. Это тот случай, когда евреи русскими хотят казаться. Или сидит звезда, у которого дома жена и двое детей, а он блондинок за жопу хватает. Посмотришь и подумаешь: вот, оказывается, на кого я хожу в кинотеатр, деньги свои трачу. Я даже написала письмо одному режиссёру, человеку, которого все считают режиссёром, и сказала, что я перестала восхищаться людьми. Это моё самое большое разочарование в жизни. Самое ценное, что у меня осталось, — это я сама.

- Подумаешь — стаканы, а завтра снимет гениальный фильм, который изменит судьбу тысяч людей и останется в вечности...

- Да, Элем Климов убивал корову в "Иди и смотри" — её из автомата расстреливали. Фильм прекрасный, никто не спорит, он остался в вечности. Раньше искусство ценилось выше, чем жизнь. А сейчас жизнь животного ценится выше, чем искусство. Появились общества защиты животных, новая мораль, сейчас в титрах принято писать: во время съёмок ни одного животного не пострадало. Можно сделать офигенное чучело коровы или вообще на компьютере её убить. Для меня может остаться в веках только эмоция. Я, как и все творцы, стремлюсь к чистоте, идеалу, мне хочется созидать, а не втаптывать в грязь, но при этом веселиться и ни в чём себе не отказывать.

- Лера, какого мужчину ты видишь рядом с собой?

- Моя мама как-то сказала мне очень мудрую вещь: "Ты будешь жить только с тем мужчиной, которого не сможешь послать на хуй". По-моему, это очень точная формулировка. Мне кажется, что свою судьбу нельзя найти на соседней улице. Иногда приходится целую жизнь прожить, чтобы встретить свою любовь. Не всегда, даже если уедешь на край света, можно её найти. Но в этом и есть смысл жизни. Это долгий путь, и главный приз ещё надо заслужить. Я не хочу размениваться. Мой мужчина должен быть мудрый, справедливый, честный. Моя беда в том, что я не могу закрывать глаза на какие-то недостатки. Потому что я очень люблю себя. Каждый человек эгоист, и это так не стыдно! Тот, кто любит себя по-настоящему, может любить другого по-настоящему.

- Интересно, а по какому принципу ты делишь людей, на какие категории?

- Когда я прикалывалась раньше, для меня все делились на бесчувственных монстров и чувствительных пидоров — не путать с пидарасами. Это ни то и ни то не плохо. Мы с друзьями эту тему развивали, искали, какие известные люди к какой группе принадлежат. Вот, например, всеми обсуждаемый Балабанов — бесчувственный монстр.

- А ты сама?

- Я, скорее, чувствительный пидор. Всё-таки в кино больше... чувствительных монстров. Вообще в последнее время я сама не верю в эту теорию. Надо всё понять заново.

- Лер, вот ты неглупая девушка, зачем тебе пирсинг в носу, на языке?

- Слушайте, такие вопросы мне задают в спальном районе, когда я выхожу из метро, там семечки накоцаны и мальчики такие бритые стоят — пирсингом интересуются. Я с ними предпочитаю не связываться, я их боюсь. А раньше отвечала и получала по башке. Мне кажется, что я с этим родилась. Мне так комфортно и хорошо. Я ещё хочу продолжить это. Я, кстати, когда-то себе сказала: если я попаду на конкурс Каннского фестиваля и получу приз, я себе сделаю вокруг предплечья пальмовую веточку — вот здесь, под профилем Калигулы. Это настоящий герой, человек с большим сердцем. А на правой руке у меня скрипичный крест — я сама его придумала, такого нет больше ни у кого. Второй крест у меня на животе, сейчас он такой огромный, смачный, расползся по всему животу. Все врачи любуются на него в роддоме. Я вообще люблю кресты.

- А ещё у тебя на теле есть где-нибудь пирсинг, татуировки?

- В интимных зонах? Нет, там у меня никаких шариков, железяк, рюшечек, бантиков и хохолков страсти нет.

- А ты не хотела бы поступить на курс к какому-нибудь режиссёру, поучиться у настоящего мастера?

- Я не верю в то, что хорошие режиссёры хорошие педагоги. Они мне ничего не могут дать. Мне кажется, что я больше могу им дать и научить. Вот у собак многому можно поучиться. Во-первых, они умеют прощать, а люди не умеют.

- Как ты относишься к порноиндустрии?

- Нет в мире лучше бизнеса, чем порнобизнес. У нас просто, наверное, сейчас денег на это не дают. За этим будущее. Посмотрите, сколько просмотров в интернете и домашнего порно — и дешёвого, и подороже. И это всё востребовано. А если делать качественно? Я работала на порностудии простым оператором. Когда все пошли на практику на телевидение, я пошла в порностудию работать в 2005 году. Это очень большие деньги. Все любят смотреть порнуху, просто мало кто в этом сознаётся. Это большая составляющая нашей жизни. Я хотела бы снять качественную порнодраму. Но сама не стала бы сниматься. Ха-ха!

- Про кого будешь снимать свой следующий фильм?

- Про взрослых дураков. Но очень надеюсь, что за два месяца быстренько выйду замуж за какого-нибудь миллионера, и мне не придётся снимать кино. Правда, моя мама говорит, что мне это скоро надоест. Ведь раньше я мечтала выйти замуж за режиссёра и тусить с ним по кинофестивалям, пить виски. Но не нашла достойного, вот и приходится теперь снимать самой.