Злодей-интеллектуал

Матьё Амальрик — один из крупнейших современных актеров Франции, великолепно продемонстрировавший свой талант в прошлом году в фильме артхаус-линии "Кино без границ" "Скафандр и бабочка". Но он настаивает, что работа актера стоит на пути его серьезной любви — режиссуры. Тогда зачем соглашаться сыграть злодея в последнем фильме о Бонде?

Матьё Амальрик — человек, обладающий явно безграничной способностью быть изматывающе глубокомысленным. Он склонен к экстремальным размышлениям, как другие люди привержены экстремальным видам спорта, и поэтому превращает ответ на простой вопрос в упражнение по философским абстракциям. "Как я стал актером? — он погружается в размышление, голова странно склонена на одну сторону. — Я был очень застенчивым. Боюсь, что и сейчас тоже. Мне всегда кажется, что я не смогу. Как я выучу этот текст? Как мозг связан с языком? Это чудо". Я киваю. Он снисходительно улыбается: так Сократ мог бы улыбнуться Виктории Бэкхем.

Когда ты беседуешь с Амальриком, иногда тебе начинает казаться, что ты оказалась в группе старшекурсников, которые серьезно размышляют о смысле всего чего угодно. Как актер он тоже остается загадкой. Его лицо многие узнают, но последние несколько лет он довольствовался тем, что создал себе нишу в приветствуемом критикой независимом кино Франции. А в прошлом году он продемонстрировал поразительную актерскую игру в номинированном на "Оскар" фильме Джулиана Шнабеля "Скафандр и бабочка" (фильм артхаус-линии "Кино без границ") и в очень скором времени был приглашен на роль злодея в новый бондовский фильм с Дэниелм Крейгом.

В 42 года Амальрик балансирует на грани того, чтобы стать мировой знаменитостью, но это не та перспектива, которая ему нравится. "Я пытаюсь жить нормальной жизнью, — говорит он. — Это очень важно для меня. Когда ты актер, если у тебя нет в жизни ничего другого, ты тут же сойдешь с ума". Говоря, он сжимает голову руками, словно пытается выдавить из нее мысли своими грязными ногтями. "Пытаться сделать то, что ты не можешь сделать", — произносит он и откидывается в своем большом кожаном кресле с загадочным вздохом.

Это производит впечатление, но сбивает с толку. Но, возможно, удивляться не следует: как актеру Амальрику потрясающее удается передать на экране ощущение глубокого раздумья, даже в моменты предельной физической пассивности. Исполнение роли парализованной жертвы псевдокомы в "Скафандре и бабочке" принесло ему премию "Сезар" в категории "лучший актер". Жан-Доминик Боби, бывший издатель французского журнала Elle, который после инсульта оказался парализованным и способным только моргать левым глазам, в исполнении Амальрика почти полностью статичен, но при этом актер передает все тонкие нюансы мучений и боли.

Я интересуюсь, не является ли мачизм Боби снижением планки для актера, для которого столь характерен интеллектуальный самоанализ. Он задумывается. "Знаете, когда играешь, играешь своим телом, так что сразу же перестаешь быть интеллектуалом. Ты должен быть животным. Чтобы быть актером, надо быть немного глуповатым, очень важно, понимаете, просто действовать..."

Инстинктивно? "Да. Это как у акробатов: я трачу много времени на подготовку своих опор. Джеймс Бонд был продолжением этого. Сегодня утром я репетировал сцены драк и мне очень понравилось. Это потрясающе. И знаете, на съемках "Скафандра и бабочки" к концу дня я был совершенно вымотанным. Не двигаться — физически очень трудно".

Он не может сказать больше ничего о Quantum of Solace — 22-м фильме о Джеймсе Бонде, который должен выйти на экраны осенью, из-за граничащей с фанатизмом секретности, окружающий съемки. Но он не колебался, когда его пригласили: много лет его пин-код был 007, хотя, думаю, теперь он может изменить его — если какие-нибудь предприимчивые французские преступники прочтут это интервью. В начале этого года он провел много недель на съемках бондовского фильма в Панаме и очень хвалит режиссера Марка Фостера: "Он понимает актеров".

В одном из своих последних фильмов "Кадровый вопрос" Амальрик играет штатного психолога, работающего в кафкианской нефтехимической корпорации. Главная мысль здесь, что сокращение штатов с его антигуманным обращением с людьми как с "штатными единицами" аналогично ужасам геноцида Второй мировой войны. Это не слишком смелая трактовка? "Это попытка соединить две разные вещи и посмотреть, что произойдет, но в этом фильм на самом деле нет никакой теории. Это просто вызывающее головокружение... — он умолкает. — Использование особого языка, технической терминологии скрывает насилие, но помогает творить ужасные вещи".

При всех изъянах фильма игра Амальрика снова обращает на себя внимание точностью нюансов — построенный на светотени рисунок в галерее, завешенной яркой масляной живописью. В одной сцене показано, как Амальрик неловко подергивается, в то время как его начальник справляет малую нужду в углу его кабинета. Камера фокусируется на мельчайших деталях лица Амальрика: пульсирующей мышце на щеке, нахмуренном взгляде, полном напряжения и стыда. "Ты словно ныряешь в воду, — говорит он. Ты забываешь, что играешь".

Актером, который мочился в кабинете, был никто иной, как Майкл Лонздейл, которого в англоязычном мире лучше всего знают по роли противника Джеймса Бонда Хьюго Дракса в фильме 1979 года "Мунрейкер". Амальрик попросил у Лонздейла совета, прежде чем соглашаться на роль Доминика Грина — экологического активиста, ставшего злодеем. Лонздейл ответил, что удовольствие быть хорошим актером заключается в том, чтобы делать то, чего люди от тебя не ожидают. Амальрик принял предложение.

При всем своем несомненном таланте Амальрик очень старается подчеркнуть, что никогда не собирался стать актером. Он родился в богатом парижском предместье Нёйи-сюр-Сен, и его родители были журналистами в газете Le Monde: мать, Николь, была литературным критиком, а отец, Жак, — редактором международного отдела. У него никогда не возникало искушения последовать по их стопам: "Возможно я был слишком надменным", — и добавляет, что с 17 лет знал, что хочет не играть в фильмах, а их ставить.

Один друг семьи рекомендовал его Луи Малю, который тогда снимал "До свидания, дети", и тот взял Амальрика на должность стажера-ассистента режиссера. Амальрик признается, что был слишком напуган, чтобы говорить с Малем: "Застенчивость — очень плохая вещь в кино, ее нужно убить, да! Ты должен идти на риск и не должен бояться, что тебя сочтут смешным".

На самом деле самым ярким его воспоминанием о съемках было то, как он случайно встретился в монтажной с людьми, которые работали на фильме Романа Поланского "На грани безумия", снимавшемся в нескольких кварталах оттуда. Он признает, что в то время "восхищался" Поланским. Амальрику сказали, что он похож на него, и сходство безусловно есть: такие же настороженные карие глаза, такой же подвижный рот и привлекательность, которой чуть-чуть недостает, чтобы назвать его красивым. Но здесь есть и семейная связь: бабушка и дед Амальрика с материнской стороны были родом из той же польской деревни, что и Поланский. Они были евреями, и, забрав с собой мать Амальрика, уехали во Францию накануне Второй мировой войны. (Кстати, Амальрик играет в фильме "Тайна" — драме о еврейской семье, действие которой происходит во время Второй мировой войны). Но когда я высказываю предположение, что это могло придать его игре в "Кадровом вопросе" личный аспект, он уклоняется от прямого ответа.

"Ну да, да... Вообще-то... да, когда умрет мама, фамилия перестанет существовать, потому что осталась только она. Вся семья умерла... но... Я не получил религиозного образования, никакого. Я чувствую себя евреем лишь иногда — когда смотрю фильмы Вуди Аллена".

Это выглядит намеренно несерьезным ответом, но скоро становится ясно, что он не очень любит говорить о родителях. Они разошлись после того, как Амальрик покинул родительский дом ("Все это сложно", — говорит он прежде чем категорически отказаться распространяться на эту тему), а когда в 1997 году он поставил свой первый фильм "Ешь свой суп" (Mange ta soupe), то изобразил там семью, напоминающую свою собственную. Мать в фильме — эгоцентричный литературный критик, погруженный в мир книг. "Это трагедия в чистом виде, а я пытался снять комедию, — улыбается он печально. — В этом есть что-то еврейское".

Теперь у него трое собственных сыновей — двое старших, восьми и десяти лет, от актрисы Жанны Балибар, с которой у него были долгие отношения, а младший, девятимесячный, от его нынешней подружки, она драматург.

Сейчас, когда у него своя семья, чувствует ли он, что родители им гордятся? "Как все родители — понимаете, ты это чувствуешь, но они тебе этого не говорят. Тебе рассказывают об этом друзья. Мой отец вышел на пенсию, он живет на Корсике в маленькой деревушке, и я знаю, что он очень гордится, потому что когда я приезжаю туда, люди в деревне говорят мне, что он говорит обо мне все время. Но когда я там, он как медведь, понимаете, он не станет ничего говорить".

Амальрик поставил еще два фильма прежде чем дал себя уговорить, когда ему было 30 лет, сняться в своей первой крупной роли в культовой французской картине "Как я поссорился (моя сексуальная жизнь". Затем, говорит он, ему стали постоянно предлагать роли "великие режиссеры" и все это мешало тому, чем он действительно хотел заниматься. В данный момент его ждут ни много, ни мало роли в шести фильмах. И еще есть один, который он хочет поставить сам, — об американских эстрадных танцорах — но начало съемок все время откладывается.

"Я думаю, моим кошмаром может стать то, что я могу оказаться действительно хорошим актером, — говорит он посмеиваясь. — Но мне нравится режиссура. Я думаю об этом все время, но иногда, возможно, у тебя лучше получается то, что тебе безразлично. Гензбуру было плевать на свои песни, он хотел быть художником. Нина Симон хотела быть классическим музыкантом".

Он дает актерам поразительно короткий срок между приговором и казнью. "Вся эта ерунда с актерами, — говорит он. — В их жизни много одиночества и ребяческих отношений с людьми. Я не могу быть только актером, от этого сразу же сходишь с ума. Это безумие, ты ни за что не отвечаешь — тебе заказывают вино, тебе заказывают еду, ты хочешь новые носки и шофера, ты хочешь билет в театр на сегодняшний вечер... ты лишаешься непосредственной связи с жизнью".

Его неактерское отношение к жизни является для него безусловно предметом гордости, но меня не переставала мучить мысль, не относится ли он ко всему этому чуть более серьезно, чем желает признать. Например, такой мелкий вопрос, как его одежда. На первый взгляд кажется, что она небрежно наброшена, словно в его жизни есть намного более важные вещи, о которых надо беспокоиться. Сегодня он приходит с висящим на одном плече старым рюкзаком, на нем профессорский вельветовый пиджак поверх ничем не примечательного свитера. Но при более близком рассмотрении, оказывается, что его туалет тщательно подобран по цвету в точных коричневых и черных тонах: от полос на джемпере до спортивных ботинок фирмы Le Coq — из черной кожи с логотипом пропечатанным матовой бронзовой краской. Ясно, что это человек, для которого деталь — это все, но который не хочет выглядеть так, словно он старательно этим занимается. Рассуждая о фильме "Кадровый вопрос", он говорит, что его герой "быть может, чересчур одержим совершенством". Возможно, речь идет о нем самом.

"Он наделен фантастической восприимчивостью, — говорит Никола Клоц, постановщик "Кадрового вопроса", когда я беседую с ним несколько дней спустя. — Он знает, что когда мы сильнее всего, мы также и более всего уязвимы. Он человек очень увлекающийся, но одновременно очень здравый, очень точный и позволяет себя направлять. В этом отношении он похож на ребенка: он достаточно уверен в себе, чтобы дать волю своим чувствам. Он тщательно все обдумывает, но когда приходит на работу, это становится конкретной задачей, и поскольку он и сам режиссер, ему знакомы проблемы и он очень внимателен, очень хочет, чтобы его направляли".

Амальрик готовился к роли в бондовском фильме с такой же тщательностью. Он говорит, что много думал о том, как быть злодеем. "Сейчас бондовские фильмы стали более реалистическими, вы больше не знаете, кто злодей: у него нет металлической челюсти, у него нет шрама, у него нет кровоточащего глаза. В этом фильме нет ничего, что помогло бы мне быть злодеем, — у меня есть только мое лицо. Так что, возможно, его оружие — это его улыбка, подобная тайне улыбки Тони Блэра".

Или, быть может Никола Саркози? При упоминании слова на букву "с" Амальрик мгновенно приходит в ярость, опирается на стол так, что тот слегка дрожит, когда он говорит.

"В этом нет ничего смешного, — говорит он так, словно застукал меня за тем, как я на улице швыряюсь гнилыми помидорами в пожилую женщину. — Это очень серьезно, очень, очень серьезно, а ведь прошло всего год с тех пор, как он стоит у власти. Это конец. Я хочу сказать, люди утратили веру в него. Сейчас мне очень трудно находить это экзотическим, забавным или смешным. Я испытываю отвращение".

Он выглядит глубоко потрясенным. Должно быть, утомительно быть Матьё Амальриком: мучительный анализ каждого поворота сюжета; неудовлетворенность от того, что он не делает именно то, что хочет; вызывающие стресс требования по цветовой гармонизации его гардероба. А затем, вдобавок ко всему этому, тебя заставляют давать интервью на твоем неродном языке о последствиях Холокоста и о том, что ты думаешь о плохих парнях в бондовских фильмах. Неудивительно, что он сомневается, стоит ли быть актером. Но сейчас мне хочется, чтобы он перестал говорить обо всем так серьезно. Поэтому я прошу его рассказать свой любимый анекдот. Его глаза расширяются.

"Проблема с анекдотами заключается в том, что ты слышишь отличный анекдот и говоришь себе: "Уж его я никогда не забуду", а потом просто забываешь его". Он погружается в долгое молчание.

"Есть один очень короткий о еврейском сыне, который звонит матери:

- Алло, мама, как дела?

- Прекрасно.

- Извините, я, наверное, ошибся номером".

Он произносит ключевую фразу с легкой улыбкой. Это хороший анекдот. Я рада, что он его помнит, даже если только для того, чтобы мы оба почувствовали облегчение.

Элли Корнуот, Guardian

ОТ РОЖДЕНИЯ ДО БОНДА: КАРЬЕРА АМАЛЬРИКА

РАННИЕ ГОДЫ

1965 Родился 25 октября в Нёйи-сюр-Сен, парижском предместье. Его мать, польская еврейка, была литературным критиком в "Le Monde", отец — редактором зарубежного отдела этой газеты.

КАРЬЕРА

1987 Луи Маль взял его стажером-ассистентом режиссера на фильм "До свидания, дети".

1996 Исполнил свою первую главную роль в фильме "Как я поссорился (моя сексуальная жизнь)", за которую получил свой первый "Сезар" как лучший молодой актер.

1997 Поставил свой первый полнометражный фильм "Ешь свой суп", в котором показана семья, напоминающая его собственную.

2008 Получил "Сезар" за роль в фильме "Скафандр и бабочка".

2008 Играет эколога, ставшего злодеем, Доминика Грина в новом бондовском фильме "Quantum of Solace".

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

У него три сына в возрасте 10 и 8 лет и 9 месяцев. Двое от его бывшей подруги театральной актрисы Жанны Балибар и один от от его нынешней подруги.

АМАЛЬРИК О РАБОТЕ АКТЕРА

"Работа актера похожа на месть подростковому возрасту, когда у тебя прыщи, когда ты слишком стесняешься, чтобы пригласить девушку потанцевать. Мне нужно это ощущение, что я добился успеха, потому что оно очень возбуждает".

И О СЪЕМКАХ В БОНДОВСКОМ ФИЛЬМЕ

"Я не мог сопротивляться этому искушению. Двое моих сыновей, которым сейчас 8 и 10... Я не смогу сказать им в один прекрасный день, что отказался сыграть злодея в фильме о Бонде".

ПЛОХИЕ ПАРНИ ИЗ ФИЛЬМОВ О БОНДЕ: ГЛАВНЫЕ ЗЛОДЕИ

ДОКТОР НОУ из первого фильма серии 1962 года — безусловно самый страшный противник агента 007. Доктор Джулиус Ноу в исполнении Джозефа Уайзмана — блестящий ученый с бионическими металлическими руками и любовью к украденным произведениям искусства.

ГОЛДФИНГЕР (1964). Сыгранный немецким актером Гертом Фрёбе и озвученный Майклом Коллинзом, Орик Голдфингер планирует заразить золотой резерв США с помощью "грязной" бомбы. Он произносит одну из знаменитых фраз бондовского цикла. "Вы ожидаете, что я заговорю?" — спрашивает связанный Коннери. — "Нет, мистер Бонд, я ожидаю, что вы умрете".

БЛОФЕЛТ. Глава международной преступной организации Спектр, гладящий кошку, появляется в семи бондовских фильмах. Его лучшее воплощение на экране создано Доналдом Плезансом в картине "Живешь только дважды".

РОЗА КЛЕББ. Клебб (Лотте Ленья) появляется в ленте "Из России с любовью" (1963) в качестве высокопоставленного агента Спектра, который пытается убить Бонда кинжалом с отравленным наконечником.

СКАРАМАНГА. В фильме 1974 года Франсиско Скараманга (Кристофер Ли) является заглавным "Человеком с золотым пистолетом", который заманивает Бонда в смертельно опасный поединок.

ЭЛЛИОТ КАРВЕР. Джонатан Прайс играет медиа-магната в фильме "Завтра не умрет никогда" (1997), он планирует увеличить тиражи и рейтинги, спровоцировав войну в Южно-Китайском море.

Элизабет Дей, The Observer, 11 мая 2008