А теперь не смотри

На открытии Каннского фестиваля изящные дамы в жемчугах и мужики в смокингах смотрели липкую, ядовитую антиутопию об эпидемии, поразившей весь мир, и цивилизации, в считанные часы скатывающейся в животное состояние.

Герои фильма ходят по-брейгелевски, поскальзываясь на собственном дерьме. Гламурные зрители ежатся, но терпят. Режиссер Фернандо Мейреллиш очень удивлен "странноватым выбором" для открытия, но при этом уверен, что фильм о каких-то социальных проблемах и о том, насколько цивилизация хрупка и нестабильна. А какой смысл говорить об этом аллегорически? Можно просто включить новости.

Нет, похоже, что и книга Жозе Сарамаго, и экранизация Мейреллиша, купающая зрителя в грязно-белом тумане, — о необходимости милосердного надсмотрщика, будь то бог или какая-то женщина, чудом оставшаяся зрячей в стране слепых. Любому живому существу нужен зритель, наблюдатель, и это единственное, что делает людей — людьми. Кто были бы все эти дамы в жемчугах и господины в смокингах без зрителей, которых на открытии Каннского фестиваля — целый город? В какой-то момент фильм скатывается в натуральный "Догвилль", а аллегоричность так назойлива, что становится слегка не по себе: завершить историю о слепоте взглядом в серо-белое небо и сказать "Неужели я ослепла?" — это все равно что с трибуны рассказывать о новейших данных по проблеме "дважды два — четыре".

Но если воспринять "Слепоту" как рассказ о кинематографе, раздражения не возникает: действительно, каждый фильм требует милосердного зрителя (а некоторые режиссеры — более или менее милосердных надсмотрщиков).