Безоттеночное наблюдение

// Марио Джакомелли в Манеже
Фестиваль фотография

В Манеже целой серией выставок классиков и современников мировой фотографии открылась "Фотобиеннале-2008" — VII международный месяц фотографии в Москве, организованный Московским домом фотографии (МДФ) при поддержке MasterCard, Volkswagen, FF&P, BSGV и "Билайна". В числе самых важных мероприятий нынешней "Фотобиеннале" ретроспектива великого итальянского фотографа Марио Джакомелли (1925-2000). Снимки Отшельника из Сенигаллии рассматривала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.

Прозвище Отшельник из Сенигаллии критики и кураторы придумали для Марио Джакомелли не ради красного словца. Только глянешь на его автопортрет (косматая голова, грубые черты, взгляд нелюдима — мужлан, да и только), портреты его жены (крупная крестьянская баба в белой рубахе) и матери (сморщенная старуха, каких он во множестве снимал в том самом приюте, где она служила сиделкой) и сразу понимаешь: со светским миром столичного гламура, глянцевых журналов и моды этого человека ничто не связывало. Нетуристическая провинция, крестьянская Италия, израненная пашнями земля, скотобойня, старики в богадельне, паломники в Лурде, где городская площадь сплошь заставлена кроватями жаждущих исцеления, беднота в Калабрии, отчаянное веселье мальчиков-семинаристов, одиночество и боль повсюду — его вселенная существовала в каком-то параллельном измерении.

Он родился и прожил всю жизнь в забытом богом захолустье, в крохотном городишке Сенигаллия на берегу Адриатики. В 13 лет ушел из школы, работал наборщиком в маленькой типографии, которую в итоге возглавил. Тянулся к прекрасному: писал стихи, писал маслом, подмешивая к нему землю, чтобы живопись проникалась почвенным духом,- все это по выходным. Ходил в кино, его юность совпала с расцветом неореализма: Роберто Росселлини, Витторио Де Сика. Сменил кисть на камеру, наполовину самодельную, экспериментировал с печатью — в фотографии он тоже по большому счету был самоучкой. Снимки Джакомелли с заваливающимся горизонтом, смазанными фигурами, без всяких композиционных или тональных изысканностей, с такими резкими контрастами черного и белого, что старушка, идущая по улочке в Сканно, превращается в черную кляксу туши на белой бумаге, сделаны поперек всех школьных правил и норм.

Это дикое искусство смог немного приручить лишь такой мэтр итальянской фотографии, как Джузеппе Кавалли, приехавший в Сенигаллию в 1954-м, чтобы основать там, вдали от крупных городов с их издательствами, рекламными агентствами и коммерческими заказами, независимое объединение фотографов Misa. Джакомелли вошел в эту группу, Кавалли почитал богом и учителем и, благодаря его щедрому покровительству, приобрел известность в узких кругах: его выставляли, печатали в специальных журналах о фотографии.

После серии "Нет рук, что ласкали бы мое лицо" (1966) с хороводом семинаристов в развевающихся сутанах, застигнутых на переменках в моменты их безнадежно одиноких забав, он стал знаменит на всю Италию. Международное признание тоже пришло сравнительно рано: в 1964-м фотографии из Сканно с горбатыми улочками, облаченными в патриархальное черное жителями, старухой, загоняющей корову в дом, и законсервировавшимся с XIX века укладом приобрел куратор Музея современного искусства в Нью-Йорке легендарный Джон Шарковски. Спустя десять лет он включит джакомеллиевский снимок в свою знаменитую книгу "Вглядываясь в фотографии", приобщив его к пантеону из 100 великих фотографов всех времен и народов. Но, несмотря на свалившуюся на него славу, Марио Джакомелли никаких заказов не признавал, работал в своей типографии, а фотографией занимался по вдохновению как совершенно свободный от всякой конъюнктуры художник.

Точнее, поэт. Он иллюстрировал стихи, составляя из хмурого девичьего лица, взмаха гусиных крыльев, мутного окна, грозового сполоха и хитросплетений плюща комментарии к канцонам любимого Джакомо Леопарди. Он брал строку Чезаре Павезе "Смерть придет, у нее будут твои глаза" для названия серии. И из этой строки рождалась его собственная поэма о стариках в приюте, о тех, кто дошел до самого края, для кого больничный одр в любой момент может стать смертным. С пронзительным кадром поцелуя, который, учитывая возраст возлюбленных, был, возможно, последним. Поэма о том, что смерть самая страшная несправедливость в жизни, и для тех, кто уходит, и для тех, кто хоронит любимых. Всю жизнь он рифмовал эти иссушенные лица, изборожденные морщинами, с такой же иссушенной, изборожденной плугом землей. И его "История Земли", где распаханные поля увидены сверху как бы взглядом Творца, отрекшегося от своего творения,- это картина покинутости и обреченности, написанная с элиотовским размахом. Говорят, эти резкие контрасты черного и белого у него от работы в типографии: дескать, весь мир он видел как черные буквы на белом фоне. Наверное, если взирать на землю с таких высот, на какие взбирался Марио Джакомелли, видится только главное, черное и белое, без второстепенных нюансов.