В Музее кино кадры решают все. Интервью с Наумом Клейманом
Музей кино — живой. Потому и хотят отделить его душу от его тела?
Похоже, завершен один из актов многолетней "битвы за музей". Хранители начинают готовить к эвакуации бесценный "багаж". Временное пристанище для хранения фондов предоставил "Мосфильм". Но единый организм синематеки: фонды — кинозалы — выставки, — будет разрезан по живому.
Об этом — наша беседа с Наумом Клейманом, директором Музея кино...
— Итак, по слухам, "подвешенное состояние" Музея достигло критической точки. Уже определены сроки его "выставления за дверь" коммерческим гигантом Киноцентром.
— Мы живем в период "после ультиматума". Должны выехать — это очевидно. Акции проданы. Что ж, надо смотреть вперед. По сведениям, которые передал нам президент Гильдии киноведов и кинокритиков Виктор Матизен (других источников информации у нас нет), договор между Союзом и Киноцентром о продаже акций предусматривает, что Музей до декабря обязан освободить все помещения.
— Живете в ожидании судебных приставов?
— Нет. Уйдем. Мы оказались заложниками запутанных судебных споров, договоров... В уставной капитал акционерного общества изначально не имели права вносить наши помещения.
— У истоков этой драмы...
— Конфедерация, Российский СК. Тогда нам говорили: "Вы — наше все. Не позволим обидеть". Мы не стали оспаривать документы во благо добрых отношений с коллегами. Во время летних демонстраций молодежи на Пушкинской площади в 2004 году уже шли переговоры о продаже акций за спиной Союза. А товарищ Лосев, управделами СК, распорядитель имущества, говорил в телеинтервью: "Просто Музею не нравится там жить, рядом со стрип-баром. Им ничего не угрожает".
— Ощущение, что как единый организм Музей стоит перед угрозой разрывания на части: фонды и кинозалы. Мне отделение "души" — кинопоказов от "тела" — фондов представляется смертельно опасным.
— Совершенно согласен. Добавим еще третью часть — постоянная экспозиция, как во всех синематеках мира. Мы проводили лишь временные выставки. Вообще-то никто не предполагал, что мы так быстро нарастим фонды.
— Что является вашей особой гордостью?
— У нас уникальный мемориальный комплекс Эйзенштейна, в нем его подлинные книги, вещи — сокровище мировой культуры. Все архивное наследие Александра Ивановича Медведкина, Геннадия Шпаликова. Замечательные рукописные собрания сценаристов, в том числе документы Фридриха Горенштейна, например. Или материалы из наследия Григория Рошаля. Подлинные вещи Пудовкина, Вертова, Роома, Ромма, Нины Алисовой, Валентины Караваевой... Кадры, оставшиеся от погибших или неснятых фильмов. Замечательная коллекция эскизов выдающихся художников, живописные полотна Сергея Урусевского... Уникальные киноплакаты... Коллекция отечественной и зарубежной кинотехники... Первоклассные костюмы к фильмам...
— Музей мог бы организовать постоянную экспозицию.
— В здании Киноцентра это не было возможно — помещение для нее не было предусмотрено даже в проекте, как и нормальные хранилища для коллекции. Фонды росли стремительно и почти стихийно, отчасти в связи с распадом системы кинематографии. Раритеты буквально валились на голову. Приходилось их спасать на студиях. В частности, ЦСДФ передала нам Музей фронтовых операторов. Сейчас экспонаты из этой коллекции выставлены на Поклонной горе.
Еще одна принципиальная для нас позиция — введение понятия промежуточного оригинала. Этого не понимали традиционные музейщики. Называли то, из чего делается кино, полуфабрикатом. Хотя авторские права были — у сценариста, композитора. Все остальное якобы — подсобный материал. Мы доказали, что операторская экспликация — тоже оригинал. Что такое работа Урусевского со светом? Сохранились срезки, потрясающие кадры, не вошедшие в фильм "Летят журавли", по которым становится ясно: Урусевский таким образом продумал систему освещения, движение камеры, что это есть авторская концепция.
Понятие "промежуточного оригинала" касается не только эскизов, но и самих кинокостюмов, не только музыки, но и композиции звука (фонограммы). Все это было важно не только для комплектования фондов и их хранения, но и для будущей экспозиции, которую мы видим и как картину развития киноискусства, и как образ общей истории страны в преломлении кинематографа.
— Плюс пять музейных кинозалов с ежедневным показом шедевров и редкостей.
— Сначала было пять, потом стало четыре — один "соседи" отобрали. Для нас кинопоказы — исследование толщи кинематографа во всех его проявлениях. Не только игрового (разных эпох, стран, направлений), но и неигрового, учебного, анимационного, телевизионного. Ведь надо учитывать и уважать неоднородность публики, имеющей право выбора.
Есть зритель непритязательный, которого мы приучаем к хорошему кино, а есть очень взыскательный. Сюда ходят не только развлекаться, смотреть хорошее кино. Как-то незаметно сформировалась ячейка гражданского общества. Мы даже сделали циклы КЛИО: Кино — Личность — История — Общество. Собираем программы из проблемных фильмов, в которых перед личностью стоит сложная дилемма. Надо определить свою позицию. После сеансов зрители не расходятся. Толкутся, обсуждают, спорят. К сожалению, места не хватает, хотя мы и поставили им стульчики для так называемого Форума — своего рода "дискуссионного клуба" — в конце фойе пятого этажа. Чтобы могли поговорить после сеанса. Выговориться. Сон, привидевшийся в темном зале, материализуется в представления и нравственные убеждения. У нас есть и клубы по интересам. Из нашего Оперного клуба Митя Черняков вышел — наше дитя. Или Андрей Звягинцев, три года посещавший нашу "школу", он — актер по образованию — стал замечательным режиссером.
— В кинозалах в основном — молодежь. Яблоку упасть негде, приходят даже на немое кино, особенно популярны образовательные программы.
— Наша постоянная панорама "Век кино" — это вся история кино в шедеврах. Ее можно посмотреть за три года, если ходить раз в неделю, или более компактно — за год. Вторник — немое кино, раннее звуковое до 1960-го — четверг, а в субботу — более поздние картины. Молодежь приходит, хотя у нас нет денег на рекламу. Она активно посещает наш сайт. И слово "мультиплекс" обретает иной смысл. Не выкачивание денег, а возможность выбрать кино по интересам, по настроению. У нас есть программы, которые спорят друг с другом.
— Каковы объемы фондов музея?
— 60 тысяч единиц основного хранения и более 40 тысяч из научно-вспомогательного фонда уже описаны. А всего у нас около 400 тысяч единиц. Благодаря поддержке фонда Форда электронный каталог не только создается, но и через интернет открыт для доступа. Любой человек земного шара может войти в каталог, найти не только описание, но и сканированное изображение материала.
— Теперь объясните мне, почему эти сокровища никому не нужны.
— Они нужны молодежи.
— Но вы же государственный музей! Отчего же не нужны ни государству, ни Москве, ни Союзу кинематографистов?
— СК считает, что свою задачу выполнил. Вначале руководители Союза говорили, что они — наша защита и опора. Ведь именно Союз нас "породил". Музейная комиссия была создана в 1967 году, после того как вдова Эйзенштейна завещала наследие режиссера для будущего Музея. Под намерение создать Музей кино и Центральный кинолекторий Союз получил и место, и право строить здание Киноцентра. Но, пока здание строилось, пространство Музея буквально ссыхалось на глазах. А когда в 1989 году нас официально открыли, мы оказались в углу "коммуналки" под названием Всесоюзное творческо-производственное объединение "Киноцентр". Правда, благодаря своей хозяйственной деятельности через это ВТПО Союз нас содержал до 1991-го — пока бывшая дирекция "Киноцентра" не предприняла его акционирование. Дальше началась чехарда странных вещей, похожих на предательство со стороны вчерашних друзей-радетелей.
В конце концов Никита Сергеевич Михалков, пришедший к власти под лозунгом защиты интересов кинематографа и в частности Музея кино, завершил последний акт этой мучительной истории, продав акции СК. Слава богу, что к этому времени мы стали государственным Музеем. А то мы были бы уже на улице.
— Но зато теперь председатель Союза говорит, что раз вы государственный Музей, они за вас не ответственны.
— Думаю, что поменялась местами вся диспозиция. Потому что теперь государству Музей кино нужен.
— Вы имеете в виду какое-то абстрактное государство в духе Кампанеллы или наше — земное, которому не только музеи, но и их посетители не очень-то нужны?
— Но смотрите, ведь все искусства свои музеи имеют. Есть музеи шоколада, кукол, кошек. Значит, и в разделе "самое важное из искусств" надо заполнить клеточку. За последние два года все, с кем бы я ни разговаривал, включая Швыдкого, Голутву, говорят: "Конечно, Музей нужен. Заступимся".
— Вот и Никита Сергеевич в ответ на обвинения руководителей Берлинского форума на сайте ФИПРЕССИ "повесил" свое письмо в администрацию президента, в котором просит оказать помощь...
— Не буду более просить Никиту Сергеевича о помощи, пусть нами не занимается. Свое дело он уже сделал: с одной стороны, продав акции, с другой — написав Путину. Это, видимо, входит в его тактику.
— Как может существовать Музей в состоянии "клинической смерти"? Как планируются программы не только на завтра, но и на ближайшие месяцы?
— "Делай что можешь, и будь что будет": работаем, пока можем. Люди-то приходят. Хотя надо паковаться. Будем ли принимать участие в ММКФ — уже непонятно, хотя и Интерфест, и зрители очень просят. И программы есть, и публика к нам приходит особенная.
— В прошлом году во время фестиваля Москву всколыхнула акция в защиту музея на Пушкинской площади. Почему бы не повторить ее на предстоящем форуме? Назвать один из дней "Эвакуация Музея кино". Молодежь будет торжественно выносить драгоценные единицы хранения под торжественную музыку. А потом где-нибудь на площади можно показать люмьеровский фильм в обратном движении с титром: "Отбытие поезда".
— Вы же знаете, мы и в прошлый раз не организовывали демонстраций. Собралась молодежь сама — оформила право на демонстрацию, придумала лозунги... Прибежал потрясенный Тарантино... Прислала письма поддержки кинообщественность всего мира, в том числе Бертолуччи, Аньес Варда, Марина Влади...
— Они пишут вам на сайт: "Почему вы не защищаетесь?".
— Ну отчего не защищаемся! Ходим в инстанции, комитеты, агентства. Росимущество, Минкульт...
— Президент ругал коррумпированных чиновников, может, вы ходите не к правильным?
— Не могу пожаловаться на людей — они-то как раз на "индивидуальном уровне" к нам нормально относятся. Самым трудным оказалось найти взаимопонимание между федеральными властями и московскими. Разные бюджеты, разные подчинения... Вот никак не получается сделать "коромысло", чтобы на двух плечах воду нести. У федералов нет залов, у Москвы нет собственной синематеки. Тем не менее протянул руку Карен Шахназаров. "Мосфильм" нам дает 883 квадратных метра для хранения фондов. Офисные, складские комнаты, в которых можно продолжать собирание и описание фондов. Тесно предельно, бухгалтерию посадить уже некуда. Но год-два можно пересидеть.
— Что будет с кинозалами?
— Залов пока нет. Это главная проблема. Стоит прервать поток кинопоказов, потом придется заново все строить. Пытаемся договориться с Москвой о создании пусть не федеральной, а городской синематеки. Нельзя оставлять молодежь без этой ниши.
— Меня смутило одно обстоятельство. На той летней демонстрации до обидного мало было кинематографистов. Не могу понять, почему кинематографическое сообщество застыло в безмолвии?
— Оно застыло не только по отношению к Музею. Оно вообще деморализовано. Общая деморализация Союза достигла критической точки. Вопрос не в том, чтобы разрушить Союз извне (хотя есть и такие инициативы), он сам себя начинает упразднять: скепсис, усталость, потеря ощущения единства творческого содружества.. Это связано с падением функции общественной организации в стране. Даже в советское время была общественная собственность. Когда мы столкнулись с новым законодательством, выяснилось, что есть формы собственности: государственная, частная и другие. А общественную кто-то предусмотрительно вычеркнул.
— То-то не идет речь о Музее кино как о культурном центре, все время о полезных метрах и долларах... С вас за аренду потребовали...
— Полтора миллиона долларов в год, полмиллиона только за залы.
— При стоимости билета от 30 до 50 рублей. Вот это государственный подход...
— Но ЗАО "Киноцентр" не государство, его дело — извлечение прибыли. Почему только они называются до сих пор "Киноцентром", ума не приложу.
— Ладно, "кто виноват?" — вопрос вчерашний. Что делать?
— Необходимо добиться, чтобы правительство вынесло решение о строительстве или перестройке имеющегося здания в полноценный Музей кино. Решение должно быть оформлено в виде постановления. Если нас выселят до получения собственного здания — следовало бы продолжить работу с музейными кинопрограммами хотя бы на региональном уровне, в московской синематеке, которую надо учреждать уже сейчас. Мы готовы оказать ей любую помощь, соединить со всеми партнерами. Не верю, что Москва не может найти помещение для полноценной синематечной работы хотя бы в трех залах.
— Вот из Дома Ханжонкова кинотеатр вышвырнули, хотя это памятник культуры. И "кино закончилось". А там, между прочим, можно было бы не один зал сделать.
— Вам скажут: не суйтесь туда — это собственность Управделами президента.
— У президента, кроме Управления делами, есть еще две дочери... Слышала, что сеть ОГИ тоже предлагала помощь?
— Да, друзья познаются... Они готовы разделить пополам флигель одной закрытой фабрики, который им на время предлагают. В одной половине кафе, в другой можно показывать кино. И не в виде "субаренды", а как творческое содружество. Протянул руку помощи Государственный центр современного искусства Леонида Бажанова. В случае необходимости они готовы потесниться, сделать маленький зал. Конечно, опасно оказаться разорванными на много частей в огромном мегаполисе. Но лучше так... чем ничего. На осень мы пока ничего не планируем. Больше всего боюсь паллиативов. Если кто-то кинет нам с барского плеча какой-нибудь обрубок, объявит это Музеем кино — и закроет вопрос.
— Надо добиваться, чтобы Музей был полноценным. Как это сделано во всем мире. Пока люди не выйдут на улицу, чиновники вряд ли помогут. Вы говорите об отсутствии консолидированного кинематографического сообщества. Но вокруг Музея кино нежданно-негаданно сплотилась гражданская общественная ячейка. Мне кажется, в первую очередь именно они способны защитить свою синематеку. А там, глядишь, и власть их услышит. Власть помнит, что "парижская весна" 1968-го началась с закрытия французской синематеки.