Сэм Клебанов побеседовал с Марком Левиным

Фильм нью-йоркского режиссера Марка Левина "Сионские протоколы" /Protocols of Zion/ (2005) был показан в программе "Документальная панорама" Берлинского фестиваля 2005-го года. Речь в нем идет о, пожалуй, самой известной и кровавой фальшивке в современной истории — "Протоколах сионских мудрецов". Сфабрикованная в начале прошлого века царской охранкой брошюрка является откровенным плагиатом памфлета Мориса Жоли "Диалоги в аду Монтескье и Макиавелли". Когда-то ее использовала "Черная сотня" для оправдания погромов, яростный антисемит Генри Форд перевел ее на английский язык и бесплатно выдавал каждому покупателю новенького Форда. Адольф Гитлер пользовался "Протоколами" при написании книги "Майн Кампф". Впрочем, история создания этой фальшивки интересует Марка Левина гораздо меньше, чем современность, в которой самые абсурдные теории всемирного еврейского заговора снова расцветают пышным цветом. Вместе со своим отцом — тоже режиссером-документалистом, Марк Левин отправляется в путешествие по следам "Протоколов", встречаясь на своем пути с самой разнообразной публикой: раввинами, журналистами, черными националистами, палестинскими активистами и неонацистами. Режиссер и пытается понять, почему и сейчас "Протоколы сионских мудрецов" являются бестселлером, оказывающим влияние на огромное количество людей во сем мире.

— Хорошо известно, что "Сионские протоколы" — фикция, придуманная царской охранкой, и тем не менее многие люди в нее верят. Ваш же фильм, как мне кажется, снят для тех, кто уже знает, что никаких протоколов не было. Вы не останавливаетесь слишком подробно на истории происхождения протоколов. Почему вы избрали такой подход?

— Я хотел снять фильм о сегодняшнем дне, а не исторический. Я бы с большим удовольствием изучил историю создания протоколов и даже съездил бы в Россию. То есть я там был, но я бы хотел вернуться, чтобы узнать, когда протоколы впервые появились — где-то между 1903 и 1905 годом, и что же на самом деле произошло. Но фильм я этот снял потому, что меня поразило, что после событий 11 сентября протоколы вновь объявились, что их продавали на улицах Нью-Йорка, само возвращение протоколов. Я прочитал Сионские протоколы в молодости, в 70-е годы, и я тогда подумал: это же как комиксы из давно ушедших времен. Если бы кто-то сказал мне в 2000, 2002, 2003, 2004 году, что протоколы вернутся, что миллионы людей по всему миру поверят в то, что это правда, и что, говоря о событиях 11 сентября, они скажут: видите, об этом писали еще сто лет назад, за всем стоят евреи, они обо всем знали заранее, ни один еврей не погиб — и прочий бред, который я слышал на улицах Нью-Йорка сразу после тех событий, я бы сказал: быть не может! Так вот меня интересует, как эта идея о мировом еврейском заговоре — что евреи тайно управляют миром и стоят за событиями 11 сентября, могла вновь возникнуть и кто может в нее верить.

— Невероятно, что среди жителей Нью-Йорка, которым так легко это проверить, находятся такие, которые верят в то, что 400 евреев так и не пришли в тот день на работу во Всемирный торговый центр. Как вы думаете, чем это можно объяснить?

— Надеюсь, этот фильм... мне будет достаточно, если он покончит хотя бы с одним бредом... хотя да, конечно, люди могут сказать, что его снял еврей, я. Они могут сказать, что судебно-медицинский эксперт, проводивший следствие тоже оказался евреем. Но я надеюсь, что хоть кто-то, кто еще не до конца превратился в жертву предрассудков, поймет, что, да, в Торговом центре погибли и евреи, там погибла не одна сотня евреев. Это факт. Оставьте эту тему и давайте поговорим о другом. Хотите поговорить о том, как евреи влияют на Буша, на Рамсфельда или на Чейни, хотите поговорить о влиянии евреев в области СМИ, в финансовой сфере — пожалуйста. Но вот с этим бредом о том, что якобы ни один еврей не погиб и что их каким-то образом предупредили о том, чтобы они не выходили на работу, пора кончать. Если же говорить о том, почему люди в это верят, так это потому, что ненависть — чувство, не подвластное разуму. А смешайте ненависть с верой, когда Бог говорит вам, что только вам и вашим соратникам известен правильный путь, а все остальные неправые, неверные, безбожники, называйте, как хотите — и получается довольно мощная сила. И эта сила... кто бы мог поверить, что после падения коммунизма, после распада Советского Союза, после шестидесятилетней борьбы между Западом и Востоком, что мы видим сегодня — мы видим мир, в котором одной из основных сил выступает религиозный фундаментализм, причем речь не только об исламе, тут и христиане — у нас президент "вновь рожденный" христианин, — тут и евреи: кто убил премьер-министра Израиля? Еврей! Кто эти фанатики на Западном берегу Иордана, которые сказали не кому-нибудь, а Ариэлю Шарону: мы никуда не уйдем, а пришлете войска, мы и им окажем сопротивление. Такой фанатизм... И я знаю, о том, что происходит в России, я читал об этом. О том, что евреев хотят превратить в изгоев, о новой волне антисемитизма в России. Мы говорим о том, что есть люди, которые верят в то, что мы с вами можем разговаривать, русский вы, американец, белый или негр — у всех нас есть что-то общее, мы можем делиться и жить вместе, работать вместе, и с другой стороны те, что считают, что только они знают, как все было, Господь сказал им, что они правы, все остальные не правы, и кто не с ними, того они уничтожат. Как с этим бороться?

— Вы упомянули связь между ненавистью и верой. Если взять фильм Мела Гибсона "Страсти Христовы" — как по-вашему этот фильм повлиял на настроения в США, будь то антисемитизм или толерантность? Фильм ведь очень популярный.

— Несомненно. Думаю, что... Конечно, когда я начал работать над "Сионскими протоколами", я просто хотел снять что-то небольшое, чтобы достучаться до жителей Нью-Йорка. Когда вышли "Страсти Христовы"... вторжение в Ирак и "Страсти" превратили мой фильм в несколько более крупное событие. Нет никакого сомнения в том, что этот фильм пробудил множество чувств у разных людей. Понимаете, многие протестанты, как те, с которыми я смотрел этот фильм, были очень тронуты, — ну и замечательно. Но существует множество людей, которые помнят, каково было жить в Европе, живы еще люди, помнящие, что на Пасху и в Вербное воскресенье они боялись выходить на улицу — те, что жили в Польше, Венгрии... они бы носу не показали... те, что жили в России кстати тоже. Потому что они боялись. Именно в эти дни избивали евреев, насиловали их женщин, сжигали синагоги. Эта традиция... Я вырос в другой атмосфере, но есть люди, которые выросли именно в ней, и им напомнили им об этом. И борьба христианства с иудаизмом, которая велась с самого зарождения христианства... о ней нельзя забывать. Этот фильм разворошил все это, заявив о том, что евреи убили Христа. При этом я не считаю, что фильм сам по себе антисемитский.

— А я да.

— Я — нет. Но я почувствовал атмосферу. И когда слушаешь отца Мела Гибсона в "протоколах", где он выступает по радио и заявляет о том, что во время геноцида уничтожили вовсе не шесть миллионов евреев, что все они уехали в Бронкс и Бруклин... То, что он вообще может говорить такие вещи... И то, что Гибсон не попытался создать диалог между верами, все это открыло старые раны и возродило прежние страхи. Вот из-за этого-то этот фильм и вся эта тема воспринимаются так болезненно.

— В своем фильме вы поднимаете очень серьезные темы, и все же вы избираете присущий вам, ироничный, легкий подход. И это первый фильм, в котором вы снимаете и сами себя.

— Верно.

— Почему?

— Я долго думал над этим. Мне гораздо комфортнее сидеть по ту сторону камеры. Так было всегда: и когда я снимал телевизионные материалы, и когда снимал документальные фильмы. Я обожаю монтажку и говорить: заткни его, вырежи это, вставь то, и все в таком духе... а смотреть на самого себя не так-то просто.

— По-моему, ваше участие — большой плюс для фильма. Вы отлично справились.

— Рад, что вы так думаете.

— Таким образом фильм стал более личным.

— Так и есть. Думаю, что причина в том, что, когда я показал предварительный материал своим знакомым профессионалам в телевидении и кино, они вселили в меня необходимую уверенность. Они сказали мне: в этой картине ты не просто режиссер и не просто журналист. Ты — заинтересованное лицо. У тебя есть личные переживания по этому поводу, и твое общение с героями фильма — часть сюжета. Это вселило в меня уверенность. Хотя я не ожидал, что фильм так сильно затронет мою жизнь.. ну вы знаете, в связи с моим отцом... Люди мне говорили: мы понимаем, после 11 сентября возник этот городской миф, и ты хочешь с ним покончить, но ты-то сам... мы тебя никогда в синагоге не видели. Зачем ты снимаешь этот фильм? И какую роль играет твое собственное прошлое? Вот так фильм стал более личным, ведь я попытался рассказать о своих корнях. И наконец, когда я думаю... если существует еврейский заговор, если людям нужно верить в этот заговор, то наверное они считают, что секрет известен старшему поколению. И я обратился к своему отцу — он и есть старшее поколение. Он знает секрет, он — ментор, отец и коллега. И в чем же секрет? Он в "токонулам", в этой еврейской фразе, означающей "исцелить мир".

— Так учат раввины.

— Да, этому нас учат раввины. Этому меня учил дедушка: слово "Господь" означает — иди твори добро. Если и есть заговор, то только для того, чтобы творить добро. Вот, чему меня учили и на чем я вырос. Я не хотел, чтобы фильм получился трагичным, страшным и отталкивающим, я хотел показать, что есть и другая сторона и что мне, моей семье, повезло ее познать.

— Правда о протоколах, насколько мне известно, была раскрыта в 20-е годы. Нашли книгу Мориса Жоли, разоблачили всю историю. И все равно, почти сто лет спустя люди продолжают в нее верить. Как объяснить им, что это неправда?

— Понимаете, конечно, было бы замечательно показать "протоколы" в России, ведь там они и были созданы. Как интересно было бы завести этот разговор в России. Я не знаю... это было моей личной, почти неосознанной реакцией на события 11 сентября. Моей целью было начать разговор. Если вы можете завести разговор, хотя бы посмотреть друг другу в глаза и как-то общаться — это уже первый шаг. Все равно останутся люди, которых я не убедил, которые скажут: он возвращается в пещеру, в тайную, нехорошую пещеру, где тусуются евреи, где его запрограммируют и прочую ерунду. Что касается мирового заговора евреев, скажу одно: я еврей, я режиссер, но меня пока туда не позвали. Я жду приглашения. Так что те, кто верят, пусть дадут мне адрес, электронный адрес, не знаю, где оно там — я жду, когда меня позовут.