Это история моей жизни

Удивительная автобиографическая документальная картина Джонатана Кауэтта — это мастерский и драматичный фильм

В 1991 году в "Сердцах тьмы" /Hearts of Darkness: A Filmmaker's Apocalypse/ (1991) — документальном фильме о съемках "Апокалипсиса сегодня" /Apocalypse Now/ (1979) — Фрэнсис Форд Коппола предсказывал, что в скором будущем юная чернокожая девушка где-то в Америке создаст шедевр, используя только любительскую видеокамеру. Нечто подобное произошло и с "Проклятием" /Tarnation/ (2003) — 90-минутным автобиографическим фильмом, который сделал Джонатан Кауэтт /Jonathan Caouette/ — 32-летний гей из Техаса, живущий в Нью-Йорке.

Картина составлена из материала, снятого различными камерами — от супер-8 до мини-DVD, — которые у него были или которые он одалживал, чтобы запечатлеть свою жизнь, начиная с восьмилетнего возраста. Все это он сопроводил семейными фотографиями, фрагментами из игровых фильмов и аудиозаписей и смонтировал на компьютере "iMac", используя программное обеспечение "Apple". Фильм обошелся в подозрительно точную сумму 218 долларов 32 цента, хотя несоизмеримо больше было потрачено на обработку саундтрека на студии Джорджа Лукаса "Skywalker" и на перевод картины на 35-миллиметровую пленку для широкого проката после его успеха на фестивале Санденс.

Тематически этот фильм своего рода комбинация из двух недавних громких документальных картин: "Запечатление Фридманов" /Capturing the Friedmans/ (2003) Эндрю Джарекки (исследование американской семьи, помешанной на регистрации своей жизни на пленке) и "Мой архитектор: путешествие сына" /My Architect: A Son's Journey/ (2003) — попытка Натаниэла Кана понять, каким человеком был его отец. Но фильм Кауэтта отличается от них силой личности режиссера и сознательно шероховатой фактурой, призванной подавить зрителя и поставить его перед лицом не приукрашенной правды. На самом деле он искусно скомпонован и начинается с флэшбэка. В начале фильма Кауэтт в 2002 году в Нью-Йорке получает известие, что его мать — страдающая психическим расстройством Рене приняла слишком большую дозу соли лития в Хьюстоне. Вернувшись в родной дом, который он покинул в 1997 году, он представляет нам свою семью и рассказывает о своей жизни и жизни своих родных в нахлестывающихся друг на друга главах. Вместо закадрового повествования он использует крупные титры.

Его дедушка и бабушка — Адольф и Роузмэри — поженились в начале 1950-х, владели приносившим скромную прибыль бакалейным магазином, пока он не сгорел. У них была дочь Рене, которая в детстве пользовалась большим успехом в городе, выступая в качестве модели и выступая на телевидении. Затем она упала с крыши, и в течение полугода оставалась парализованной. Для лечения последовавшей за этим депрессии врачи рекомендовали электрошок два раза в неделю. Отдаленным последствием этого жестокого лечения стало то, что она серьезно страдала от биополяризма и шизо-аффективного расстройства, и многие годы регулярно лежала в психиатрической больнице. Но в начале 1970-х она вышла замуж за Стива Кауэтта — коммивояжера, который сбежал и еще до рождения их сына Джонатана. Следующие 20 лет жизнь швыряла Джонатана как металлический шарик в бильярдном автомате. Сначала приют, потом серия приемных семей, которые жестоко обращались с ним. В конце концов, его усыновили дедушка и бабушка, которые были в это время уже очень дряхлыми.

Рассказывая об этом, Джонатан говорит о себе в третьем лице. Это своего рода способ драматизировать "синдром деперсонализации", который или был вызван или постоянно подпитывался курением марихуаны в сочетании со смертельным галлюциногеном PCP. Наркотики, гей-бары, кино (и коммерческое, и андерграунд) и любительские съемки были способами бегства, методом дистанцироваться от этого ужасного мира.

Мы видим примеры того, как в возрасте 11 лет он изображал разных людей, когда обращался к камере, и постепенно нашел свое призвание артиста в хаосе своей жизни. Иногда это пугает, иногда — очень смешит, как, например, музыкальная версия "Синего бархата" /Blue Velvet/ (1986) Дэвида Линча, которую он поставил в техасской школе с актерами, показывающими пантомиму под песни Марианны Фейтфул. Иногда это озадачивает и раздражает на манер психоделических картин 1960-х годов, которые были тяжелым испытанием для глаз, и от которых шла кругом голова.

Гомосексуальная среда в Хьюстоне, похоже была обширной и свободной от чувства вины, совершенно не похожей на то, что нам известно о жизни геев предыдущих поколений в американской провинции. 14-летний Джонатан мог одеваться, часто в женское платье, и ходить в бары, куда был запрещен вход лицам до 18 лет. Учитель, которого он снял во время постановки своего мюзикла по "Синему бархату", похоже, был в курсе происходившего. Его побег в Нью-Йорк был бегством от семьи, но не столько для того, чтобы открыто заявить о своей сексуальной ориентации, сколько ради профессиональной карьеры артиста.

В "Проклятии" нет жалости к самому себе. Кауэтт сумел показать с поразительной объективностью свою жизнь как своего рода комедию, и фильм скорее откровенно прозаичен, нежели стыдливо исповедален. Некоторые вопросы возмущают его бабку и деда, и они требуют, чтобы он выключил камеру. В ряде случаев то, что он слишком долго не выключает камеру, выглядит жестоким (например, в сцене, где Рене что-то неразборчиво бормочет). Но фильм выражает любовь, которую питает Джонатан к своей матери и бабке с дедом, и режиссер воздерживается от комментариев по поводу своего бессердечного преступного отца Стива, когда привозит его на семейную встречу в Нью-Йорк.

Продюсерами "Проклятия" были Гас Ван Сэнт /Gus Van Sant/ и Джон Камерон Митчелл /John Cameron Mitchell/ — режиссеры-геи, которые проделали путь из андерграунда в независимое кино, а затем и в мейнстрим. Интересно, в каком направлении будет теперь развиваться карьера Джонатана Кауэтта.