Между тигром и медведем
После рождественских и новогодних каникул кинематографический мир встрепенулся. Завтра открывается фестиваль в Роттердаме, через две недели стартует Берлинский — первый большой фестиваль года. В конкурсных программах обоих российского кино не будет, и это, несомненно, повод для размышлений.
С Роттердамом проще, там конкурс неофициальный и состоит из фильмов начинающих режиссеров, которые соревнуются за три "Тигровые награды". Получилось так, что новых работ, удовлетворяющих этому формату, в России, где годовое кинопроизводство перевалило за сотню, не нашлось — бывает. Зато нашлось на Украине ("Менины" Игоря Подольчака): там всего-то фильмов раз-два и обчелся, но не забудем, что Украина — модная территория. И казахский фильм ("Стриж" Абая Кулбаева) будет участвовать в конкурсе, и наверняка участвовал бы эстонский (еще одна кинострана на гребне моды), если бы он физически существовал, но все пять-шесть картин made in Estonia уже расхватаны другими фестивалями.
Повторяю, никакой трагедии нет: Роттердамский фестиваль вообще не ставит конкурс в центр внимания, а в других программах мы представлены там очень даже неплохо. Представлены фильмами "Груз 200" Алексея Балабанова, "Ничего личного" Ларисы Садиловой, "Александра" Александра Сокурова (культовый герой Роттердама) и "Два в одном" Киры Муратовой (чью международную славу на диво мирно делят Россия и Украина). Кроме того, в Роттердаме пройдет ретроспектива Светланы Проскуриной — режиссера, пользующегося гораздо большей, притом заслуженной известностью за рубежом, чем на родине. А в жюри, которое должно решить судьбу "Тигровых наград", приглашена Рената Литвинова, сама несколько лет назад участвовавшая в этом конкурсе.
Иное дело Берлинский фестиваль: при взгляде на его программу Россия как кинострана начинает казаться бесконечно малой величиной. В конкурсе ею и не пахнет, хотя представлены практически все крупные кинодержавы: Китай, Корея, Бразилия, Мексика, Иран, Великобритания, Франция, Италия и, естественно, США и Германия. Самые громкие картины официальной программы — "Нефть" Пола Томаса Андерсона, Happy-Go-Lucky Майка Ли, "Джулия" Эрика Зонка, "Леди Джейн" Робера Гедигьяна, а также представленная вне конкурса "Катынь" Анджея Вайды. Ею, впрочем, ограничивается участие Восточной Европы в фестивале, который некогда, на разделенном железным занавесом континенте, служил воротами на Восток и жадно выхватывал дефицитные фильмы из соцлагеря, прежде всего из России.
Об этом теперь приходится забыть: нет железного занавеса, нет Берлинской стены, но нет и хоть сколько-нибудь заметного интереса к российскому кино. Одна картина ("Русалка" Анны Меликян) участвует в "Панораме", еще одна ("Нирвана" Игоря Волошина) — в "Форуме", и это практически все, если не считать короткометражки.
Радует, что в жюри приглашен продюсер Александр Роднянский, но судить он будет только зарубежные ленты. Стало уже привычным, что российских фильмов нет в главном берлинском конкурсе, а значит, два завоеванных нашим кинематографом "Золотых медведя" (за "Восхождение" Ларисы Шепитько в 1977 году и за "Тему" Глеба Панфилова в 1987-м) пора уже занести в Красную книгу.
Можно печалиться, обижаться и негодовать по этому поводу, можно обвинять директоров и отборщиков, можно ностальгически вспоминать прошлое. Но продуктивнее попытаться понять, в чем принципиально изменилась ситуация. Когда-то на фестивале доминировал романтический подход — нынешняя политика Берлинале отличается прагматизмом. В российском кино здесь нуждаются не так остро, как в российском газе, тем более что и альтернатив сейчас в мире гораздо больше. И здесь одно из объяснений того, почему российские фильмы с таким трудом пробиваются в Берлин. Есть и другие. Наше крупнопостановочное кино ориентировано не на фестивали, а на прокат, причем внутренний, оно за редкими исключениями не имеет зарубежных дистрибуторов. У нас почти не делаются фильмы на крупные политические темы, а фестиваль по-прежнему политизирован: достаточно сказать, что жюри конкурса возглавляет классик политического кино Константин Коста-Гаврас.
Успех "Русалки" (которая до Берлина побывала в конкурсе престижного Санденса) — попытка интегрироваться в фестивальную жизнь путем "нормального европейского кино", но это пока единичный пример. Ведь такого кино во всей Европе навалом. Россия — страна без интригующего социально-политического имиджа, который она имела в годы перестройки и потом блистательно утратила, так что Берлинале понял, что может легко и просто обходиться без нас. Единственное, чем мы еще способны привлечь даже политизированный Берлин, это радикальные художественные поиски в сфере арт-кино. Поэтому закономерно, что за последние семь лет единственным фильмом, отобранным в берлинский конкурс, стало "Солнце" Александра Сокурова. Но и этот опыт оказался неудачным, потому что именно в тот год в Берлине собралось жюри, явно не способное оценить эту картину. В нынешнем году на Берлинале покажут "Нирвану", картину очень специфическую и неформатную, и правильно, что не в конкурсе, а в рамках "Форума".
То, что для конкурса российских фильмов не нашлось, печально и не вполне справедливо, ибо туда часто попадают слабые картины из других стран. Но это вовсе не антироссийский заговор и не злая воля организаторов, как думают многие наши кинематографисты. Пусть они посмотрят на эту проблему с другой стороны: а насколько нам нужен Берлинский фестиваль и какие усилия мы прилагаем, чтобы выдать навстречу ему достойные предложения. Лучшие российские фильмы прошлого года уже расхватаны по другим фестивалям, а лучшие нынешнего появятся, как это обычно водится, к Канну и "Кинотавру". То, что зима у нас в кинематографе стала мертвым сезоном, свидетельствует, что отношения России и Берлинале заметно охладели, причем с обеих сторон.