Экстатическая правда Вернера Херцога

На прошедшем в Амстердаме фестивале IDFA Херцог искал истину во льдах, американцы разглядывали волью Божью под лупой, говорили о мухах и Путине.

Самый популярный памятник Амстердама — "Ночной дозор 3D" на площади Рембрандта. Это трехмерная версия знаменитой картины (не Бекмамбетова), 22 бронзовые фигуры чуть выше человеческого роста, образующие, если смотреть с определенной точки, запечатленную Рембрандтом композицию. Собачка и девочка тоже на месте. Туристы с утра до ночи обнимают дозорных, фотографируются с ними, и за год существования скульптурной группы руку главного дозорного отполировали до блеска.

Около площади Рембрандта проходит Фестиваль документального кино IDFA, чья задача прямо противоположна идее "Ночного дозора 3D": IDFA берет отполированные до блеска темы, 3D-реальность, и делает из них плоские, хоть и движущиеся, картинки. Победитель нынешнего фестиваля — фильм Гонзало Арьона "Брошенные", документальная версия событий 1972 года, когда самолет с командой регбистов разбился над Андами, и выжившие три недели ждали помощи. Питаться им пришлось человеческим мясом. Двадцать с лишним лет спустя режиссер Гонзало Арьон отвез героев той истории на место катастрофы. Игровую версию событий уже снял когда-то Фрэнк Маршалл. У Арьона тоже есть игровые вставки, снятые в псевдодокументальной манере. Но в "Выжить" главное — сюжет, а в "Брошенных" — люди и их опыт.

Нынешняя IDFA вообще оказалась хорошим поводом для того, чтобы поговорить о соотношении игрового и неигрового кино. Среди нескольких сотен фестивальных фильмов был один псевдодокументальный, и задачей зрителей было угадать, какой именно. Зрители не справлялись: игровыми им казались фильмы с нестандартным или слишком трогательным сюжетом, например, "Рай" — о шведских старичках, решивших поклеить новые обои в своем домике, забавная Альцгеймер-версия шведской семьи. На самом же деле фейком оказался американский фильм Даба Корнета и Якоба Янга "Урим и Туммим". В Библейской энциклопедии в конце долгой статьи о камнях уриме и туммиме, что буквально означает "свет и совершенство", сказано: "В заключение мы должны сказать, что об уриме и туммиме мы не имеем определенного понятия, также и относительно того, каким образом чрез них узнавалась и возвещалась воля Божия и какие случаи и решения подлежали этому способу откровения воли Божией". Фильм именно об этом: о том, что мы не имеем определенного понятия буквально ни о чем. Средний американец покупает в сэконд-хэнде некий ненужный объект, и вдруг выясняет, что в этом объекте он при помощи лупы может увидеть пирамиды, людей и вообще чуть ли не весь мир. Новая религия зарождается прямо при нас. Безмысленные американские мужики в бейсболках говорят о чуде, и снято все это в унылом духе восьмидесятых. Директор фестиваля Алли Деркс, по ее словам, сразу начала подозревать, что это фейк, но авторы фильма до сих пор настаивают на том, что все — чистая правда. Как фейк — очень смешно, как фильм — очень грустно.

Чаще всего в эти десять дней говорили о мухах. Быть "мухой на стене" — или не быть? Бесстрастно фиксировать все то, что происходит, и считать объективность главным достоинством документалиста — или забыть об объективности? Самым яростным противником объективности стал великий Вернер Херцог. Он давал на IDFA мастер-класс, общался со зрителями своей новой работы "Встречи на краю света", участвовал в обсуждении под суровым названием "Правда или ложь" и всякий раз радостно кричал, что "мухой на стене могут быть только идиоты". Сам Херцог ищет в кино "экстатическую правду", а про факты говорит: "Ничто не интересует меня меньше, чем факты". Режиссеру важно то мистическое, что освещает весь фильм и вообще всю человеческую жизнь. Свое кино он предпочитает вообще не называть документалистикой. А cinema verite считает вчерашним днем: "Лузеры! Это просто лузеры! Они думают, что встанут с камерой, и правда сама к ним подойдет? Они ошибаются!"

Херцог, чей фильм об Антарктике предсказуемо оказался одним из самых сильных фильмов фестиваля, производит впечатление человека, к которому правда сама подходит ежедневно, если не ежесекундно. Он считает, что единственная задача режиссера — делать фильмы, ни на что не оглядываясь, так, как считаешь нужным. "Встречи на краю света" — визионерский опыт о Боге и полярниках с их техническим спиртом и вопросами к небесам. Херцог взял интервью у людей, работающих на Полюсе. Каждый из них философ и беглец. Вокруг них — Божий мир: гигантские автобусы, пингвины, телевизор со старыми фильмами, лаборатория, теплица с помидорами, льдина, "которая больше айсберга, потопившего "Титаник", больше самого "Титаника" и больше той страны, которая сделала "Титаник". Мухи на стене в таком климате не выживают. Объективности не существует.

Алли Деркс говорит, что, пока делаешь кино, есть множество возможностей исказить правду — в угоду поэтике или политике. И задача зрителя — осознавать, что перед ним художественное произведение, и пытаться отделить правду от вымысла. Будь то кино об ужасах в Дарфуре или об уборщице, фотографирующей квартиры своих клиентов, речь всегда идет о субъективном высказывании. Порой чем оно субъективнее, тем честнее: так случилось с фильмом "Система Путина" Жан-Мишеля Карре и Джилл Эмери. Авторы пытались создать беспристрастный портрет ГБиста, пришедшего к власти и готового пойти на все, чтобы эту власть сохранить; получился же, при всем уважении к авторам, агитпроп времен "холодной войны". В белорусской "Площади" Юрия Хащеватского — истории белорусских выборов — субъективности гораздо больше, Хащеватский ни на секунду не дает забыть о своем отношении к правлению Лукашенко, и это идет фильму на пользу. Хотя, если говорить о сюжете этих двух фильмов, очень хотелось бы, чтобы оба были фейком. Сегодня знаменитая китайская пословица звучала бы так: не дай вам Бог жить в эпоху интересной политической документалистики.