Особенности национальной дремоты

В Анапе проходит XVI Открытый фестиваль кино стран СНГ, Латвии, Литвы и Эстонии, демонстрирующий различные плоды кинематографического сотрудничества России с бывшими советскими республикам, а также самостоятельные опыты братских кинематографий.

В нынешнем полнометражном конкурсе "Киношока" российское кино представлено довольно обильно, но ничего нового в нем нет. Это несколько картин из конкурса Московского кинофестиваля — "Ничего личного" Ларисы Садиловой, украинский фильм "У реки" Евы Нейман, грузинский "Русский треугольник" Алеко Цабадзе, который этой осенью выйдет в широкий российский прокат,— а также уже вышедший в него "Монгол" Сергея Бодрова-старшего. По уровню патриотизма с последней картиной сравнятся немногие из участников конкурса, некоторые из которых над национальной гордостью откровенно иронизируют. Так, в черной, хоть и не очень смешной, комедии "Заложник" известная документалистка Лайла Пакалныня иронически обыгрывает самые популярные латвийские брэнды, включая шоколад "Лайма" (производители рижского бальзама, видимо, не проявили достаточно щедрости), музыкальный фестиваль в Юрмале и достижения местных биатлонистов. Предлогом для насмешек над нездоровым патриотизмом служит придуманный авторами первый в истории Латвии теракт (какая же полноценная держава без своего, хотя бы маленького теракта?), в ходе которого террорист абстрактной национальности выпускает всех заложников из угнанного самолета, кроме добровольно оставшегося семилетнего мальчика, и первым делом требует кассету с курсом латышского языка.

Этой европейской самоиронии не встретишь в фильмах азиатских кинематографистов. Режиссер Рустем Абдрашов запечатлел в фильме "Лоскутное одеяло" жизнь казахской глубинки в соответствии со структурным принципом, описанным в названии. Метод этот хорош тем, что показывать можно любые бытовые зарисовки, причем как угодно долго: вот маленький мальчик боится обрезания и прячется от муллы с ножом, вот беззубый русский дед квасит с казахским ровесником, вот красавица мечется между интеллигентом на мотоцикле и олигархом на внедорожнике, вот кто-то привозит из Китая партию "доширака" и водку, настоянную на змее, вот еще кто-то обсуждает, как правильно забить свинью, которую надо не зарезать, а заколоть одним ударом в сердце.

Радуют все эти зарисовки хотя бы отсутствием претензий на символичность, которые не пошли на пользу киргизско-казахскому фильму с трудной судьбой "Райские птицы" (режиссеры Талгат Асыранкулов и Газиз Насыров). Представляя картину на анапской премьере, продюсер даже извинялся за низкое качество фильма, вначале снимавшегося в Киргизии, потом попавшего в руки казахского продюсера, поменявшего концепцию, а окончательная сюжетная конструкция, похоже, складывалась уже на монтажном столе. В центре ее находится юная журналистка в красной шапочке, прибывающая с неким абстрактным заданием в некую условную Гранатовую долину, через которую проходит символическая граница неизвестно между чем и кем. Условность и символичность границы, однако, не мешают перевозить через нее то, что перевозят контрабандисты через все обычные границы, а именно наркотики. Поскольку у героини очень быстро пропадает главный рабочий инструмент — видеокамера, ей ничего не остается, как вступить в сложные и туманные отношения с тремя местными жителями, а что касается райских птиц из заглавия, то под ними, очевидно, подразумеваются страусы, которых выращивает один местный бизнесмен. Однако даже и с точки зрения символизма тема страусов как райских птиц до конца не раскрыта и не находит финального разрешения, не говоря уже о многострадальном сюжете этой странной копродукции.

Вообще в конкурсе нынешнего "Киношока" космополитичность смотрится более выигрышно, чем этническое своеобразие, что иллюстрирует русско-азербайджанский фильм "Три девушки", снятый Мурадом Ибрагимбековым,— европеизированный жанровый продукт с минимумом национального колорита и с ненавязчивыми претензиями на авторство, не лишенными стилистического изящества. Авторство, однако, в данном случае не означает задумчивости и тормознутости, которой зачастую страдают фильмы национальных кинематографий бывшего СНГ. Три героини фильма совмещают учебу в художественном вузе с занятиями стрельбой и дружат с тремя парнями, которые зарабатывают на жизнь занятиями разной степени сомнительности. Один из них начинает получать с загадочного электронного адреса репродукцию картины "Три девушки" из бакинского музея, которая вскоре оказывается украдена, после чего выясняется, что "Три девушки" нарисованы поверх автопортрета Рафаэля — таким образом известный азербайджанский живописец во время фашистской оккупации решил спасти шедевр от захватчиков. Феминистская концовка этого своеобразного детектива довольно радикальна с точки зрения азербайджанских мусульманских традиций, однако вполне обыкновенна для среднестатистического европейского кинематографа, в сторону которого все больше дрейфует на "Киношоке" кинематограф не только прогрессивной Прибалтики, но и других, более патриархальных бывших советских колоний.