Все гениальное — запросто

// Ларс фон Триер снизошел до комедии
премьера кино

В кинотеатре "Ролан" в течение недели будет проходить "Весенняя эйфория". Мини-фестиваль состоится в десятый раз. К юбилею приурочены ретроспективный просмотр фильма Леоса Каракса "Дурная кровь", показ фильма-победителя Венецианского фестиваля "Натюрморт" Цзя Чжанке, премьеры новых картин Дэвида Линча и Чжана Имоу. Открывается "Эйфория" в четверг комедией Ларса фон Триера "Самый главный босс", о которой рассказывает АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

Ларс фон Триер прервал работу над трилогией "US of A" на втором фильме "Мандерлей" и сделал демонстративный шаг в сторону от выложенной манифестами колеи своего творчества. Он расстался со своей правой рукой — продюсером Вибеке Виндело — и обратился к прессе с декларацией "Гений в кризисе". Сообщил о решении отказаться от премьер "на престижных экзотических фестивалях" типа Каннского, заявил, что намерен ограничить масштаб и амбиции проектов, чтобы вновь обрести утерянное вдохновение. В итоге снял, кто бы мог подумать, офисную комедию.

Хозяин датской компании хочет продать ее исландцам. Но есть одна загвоздка: с первых дней работы своего предприятия он придумал фиктивную фигуру босса-президента, который никогда не показывается, но на которого списывают непопулярные решения. При продаже возникает необходимость в материализации босса, и на его роль ангажируют актера. Тот довольно быстро входит в образ и начинает ощущать, что от него зависят судьбы наемных работников. Переспав с одной из сотрудниц и пленив сердце другой, он обнаруживает, что стоит перед моральным выбором.

Сюжет фильма актуален для самого Ларса фон Триера, много лет в несколько мистическом стиле руководящего кинокомпанией Zentropa, и для не менее двусмысленных отношений этого режиссера, рожденного в атеизме, с Богом. Однако это не притча, а пародия на нее. Хитрый датчанин издевается над зрителями, которые ждут откровений и скрытых смыслов. Так и видишь фанатку режиссера, бегущую в библиотеку, чтобы узнать, кто такой Гамбини — выдуманный драматург, на котором помешан наемный актер. Так и представляешь, как навострил уши преданный критик, чтобы расслышать фонограмму фильма, который смотрят герои (но не видят зрители),- да-да, там бормочут по-русски, сначала кажется — что-то из области порно, потом опознаются стихи Тарковского из "Зеркала". Особенно гордится Триер сентенцией "Ибсен — это жопа" и тем, что стащил идею съемки в реальном офисе из "Ночи" Антониони.

Стеб, но не только. Триер, будучи в сфере радикального кино "самым главным боссом", лечит себя самого от комплексов и фрустраций. От того факта, что зашла в тупик американская трилогия и что прыгнуть выше, чем в "Танцующей в темноте" и "Догвиле", явно невозможно. Может, радикальное кино вообще никому на фиг не нужно? Остается единственный выход — так называемая шутка гения. Так уже было в свое время, когда в Канне провалилась снятая в традициях Тарковского и Висконти триеровская "Европа": после публичной истерики на Круазетт датский режиссер быстро зализал раны и снял телесериал "Королевство", кстати, свою первую комедию, причем тоже в некотором роде офисную. Доказав, что умеет посмеяться над собой и своим народом, а заодно над соседями. И вот опять он предпринимает обманный маневр: в "Королевстве" комически обыгрывалась историческая неприязнь датчан и шведов, здесь место шведов заняли исландцы.

Триер не был бы собой, если бы и на сей раз не поморочил голову просвещенной публике — не только в самом фильме, но и в пиаровской компании. Он не поленился издать еще один манифест, в котором место Догмы теперь заняла доктрина Automavision. Новая система ограничений, когда при съемке нельзя менять оптические и звуковые параметры, разве что выключив камеру и потом настроив ее заново. Запрещены также цветокорректировка и звуковой миксаж при монтаже. Опрощение и эстетическое целомудрие, уход от власти технологий странным образом сочетаются с холодным хайтековским дизайном, в котором уже мало общего с бытовыми "догматическими" интерьерами.

Фокус удался: фильм, обреченный на равнодушие за пределами Дании, сними его кто другой, привлек внимание мировой элиты. Но вместе с тем это тоже явно истерический жест. Ореол славы и собственное честолюбие загнали датского режиссера почти так же, как в свое время его польского коллегу Кшиштофа Кесьлевского. Став международной знаменитостью из "экзотической страны", он начал делать панъевропейские проекты, поставляя части своей трилогии регулярно то к Каннскому фестивалю, то к Венецианскому. Это напоминало плановую сдачу гигантской плотины: одну очередь к Первомаю, другую — к Октябрю. Сердце Кесьлевского не выдержало этой гонки. Триер вовремя остановился и снизил планку или, как он сам выразился уже о "Мандерлее", вместо того чтобы ее перепрыгнуть, проскочил под ней.