Русские без медведей

культурная политика
Завершившийся в Берлине 57-й кинофестиваль в очередной раз дал пищу толкам, почему и за что там "опять без нас обошлись". Отношения России с Берлинале отмечают в эти дни сразу два юбилея — тридцатилетний и двадцатилетний. В 1977-м в Берлине победило "Восхождение" Ларисы Шепитько, в 1987-м — "Тема" Глеба Панфилова. Коллекция из двух "Золотых медведей" российского кино так и не пополнилась: вот уже двадцать лет мы наблюдаем сдачу его позиций на берлинском фронте.

Фестиваль родился в Западном Берлине, сформировался и вырос в 50-60-е годы в атмосфере холодной войны. Так что триумф "Восхождения" был знаковым. Этот фильм, с трудом выбитый из рук Москвы для фестиваля тогдашним его директором Вольфом Доннером, побеждает самого Робера Брессона с картиной "Вероятно, дьявол". Лариса Шепитько становится культовой героиней Берлинале. Потом долгие годы фестивалем руководил Мориц де Хаделн. Он сразу понял, насколько важны отношения с соцлагерем и прежде всего с русскими, и что даже худой мир лучше доброй ссоры. Дружбу приходилось оплачивать высокой ценой. Фестиваль не мог себе позволить показать невиннейшую "Ниночку", где Грета Гарбо карикатурно изображала большевичку. Даже еще в 1987 году в программу не взяли антисталинский британский фильм о Шостаковиче, правда, гости могли по договоренности его бесплатно посмотреть — но только не в фестивальном зале.
Впервые я попал в Берлин как раз в 1987-м, за два года до падения стены. Горбачевская перестройка позволила показать здесь ранее запрещенные цензурой фильмы, сразу два из них попали в берлинский конкурс — "Тема" Глеба Панфилова и "Скорбное бесчувствие" Александра Сокурова. Интерес к русским был огромен. На нас накинулись журналисты: что происходит в России, куда движется кино, что думают молодые режиссеры?
Но скоро Берлинале начал охладевать к России. Уже в 1988-м, несмотря на успех "Комиссара" Александра Аскольдова, главный приз прямо у него из-под носа выхватил "Красный гаолян" китайца Чжана Имоу. Это был сигнал того, что "русский перестроечный сезон" на Западе сворачивается, что у него оказалось короткое дыхание. Потом пала стена, фокус внимания переключился на ГДР и страны Центральной Европы, на третий мир, фильмы которого раньше можно было увидеть только на Московском фестивале. А в 1993-м русского фильма в берлинском конкурсе вовсе не оказалось. Правда, был грузинский — "Солнце неспящих", но уже тогда было понятно, что пути России и Грузии расходятся. Этот год обозначил точку конфликта. Нам показалось, что к русскому кино в Берлине отнеслись несправедливо. Мы ощущали себя частью международного мира и хотели ни от кого не зависеть и чувствовать к себе уважение.
Однако уважение надо было завоевать. Между тем русское кино мельчало, погружалось в пучину чернухи. И откат интереса был закономерен. Есть еще и субъективный психологический момент. Двадцать лет назад в Берлине носились с нашим кино как с писаной торбой. А после чрезмерных авансов неизбежно наступает охлаждение.
Даже сегодня, когда российская индустрия сделала серьезный рывок, мы не вернули своих позиций на Берлинале. Ни участие в "Панораме" фильма "Прощай, южный город", ни спецпоказ "Дневного дозора", предваривший его выпуск компанией Fox на немецкий экран, не меняют общего впечатления. Опять слышны стоны ущемленного патриотизма: говорят, не взяли фильм одного знаменитого русского режиссера; совсем ужас — отказали Кире Муратовой (хотя вообще-то говоря, ее новая работа к России почти не имеет отношения). Правда, фильм Алексея Балабанова не закончен, а украинский продюсер Киры Муратовой сказал, что сам отказался от участия в фестивале. Но практика показывает, что когда берут в конкурс (а не в параллельные программы), то и проекты быстро завершаются, и продюсеры соглашаются. Одна отборочная коллизия вышла из области слухов и спекуляций, будучи задокументирована на высшем уровне. Михаил Горбачев послал письмо директору Дитеру Косслику с предложением устроить на Берлинале премьеру фильма "Гадкие лебеди" Константина Лопушанского и лично приехать его представить. Премьера состоялась, но в рамках альтернативного мероприятия, устроенного в дни фестиваля в берлинском Доме русской культуры (вот она, ирония судьбы, если вспомнить выселенного с фестиваля Шостаковича). В официальной программе — не только конкурсной, но даже в параллельных — экологической притче Лопушанского места не нашлось. Между тем это редкий для российского кино фильм, который мог бы заинтересовать фестиваль не только по художественным, но и по политическим мотивам. Главная проблема наших отношений с Берлином — что в России почти не делается актуальных фильмов, как победившая в прошлом году боснийская "Грбавица" или в этом — китайское "Замужество Туйи". Этим объясняется и удивившее многих включение в "Панораму" кинорепортажа "Московский парад.06": борьба секс-меньшинств традиционно рассматривается на Берлинале как актуальная политика.
Обычно в качестве положительного примера, как надо бороться за место под берлинским солнцем, приводят политику французов, сумевших "протолкнуть" в Берлин около тридцати фильмов. А когда один из них не взяли в конкурс, компания Wild Bunch объявила бойкот фестивалю. Однако справедливость требует признать, что у нас нет ни такого количества достойных предложений, ни рыночных механизмов продвижения, прежде всего потому, что Россия не интегрирована в систему европейских копродукций. Подписание соответствующих международных соглашений должно бы стать приоритетом в работе ФАКК. Возможно, об этом шла речь на пресс-конференции, которую дал в Берлине Михаил Швыдкой, однако информация о ней была столь засекречена, как будто речь шла об операции спецслужб: и наши, и иностранные журналисты, аккредитованные на фестивале, питались, в основном, слухами об этом событии.