Последний великий фоторепортер

// Умер Марк Марков-Гринберг
некролог

Сегодня в Москве на Николо-Архангельском кладбище будет похоронен патриарх советского фоторепортажа Марк Марков-Гринберг. Он умер всего за неделю до своего дня рождения — 7 ноября ему исполнилось бы 99 лет.

Через год фотографическая общественность непременно вспомнила бы о его столетии и наверняка отметила юбилей хотя бы одной пышной выставкой-ретроспективой. Сейчас о происшедшем вполголоса поговорили посетители другой выставки-ретроспективы — 115-летия со дня рождения Александра Родченко. Марк Марков-Гринберг был последним из плеяды великих советских репортеров — Александра Родченко, Бориса Игнатовича, Аркадия Шайхета, Максима Альперта, Евгения Халдея, Георгия Петрусова, Виктора Руйковича, Елизара Лангмана. Они обладали огромной силой "прямого" отражения окружающего мира в эпоху, когда фотография все еще воспринималась большинством читателей газет с наивностью людей, никогда не слышавших о манипуляции с изображением. Своим участием они подкрепили насаждавшийся идеологией миф о великой советской стране свидетельствами огромной силы. И не только подкрепили — они фактически убедили зрителя в правдивости пафосных слов. Но они же своим умением четко подмечать детали рассказывают теперь нам, сегодняшним, правду о том времени.
Марк Марков-Гринберг родился в 1907 году в Ростове-на-Дону. "Роман с фотографией" у него начался рано, как он сам говорил: "Люблю фотографию, с ней прожил с 17 лет". С 1925 года работал штатным фотокорреспондентом газеты "Советский Юг" и внештатным — журнала "Огонек", в 1926-м переехал в Москву, с 1930-го был в штате "Пресс-клише ТАСС". Свои самые знаменитые снимки он сделал до войны: наиболее известна его серия про снятие двуглавых орлов с башен Кремля и замену их красными звездами. Практически с самого начала войны служил рядовым (он был линейным связистом), затем с 1943-го — фотокорреспондентом армейской газеты "Слово бойца". Закончил войну в звании капитана, с орденами Красной Звезды и Отечественной войны I степени, медалями. Слава победителя однако не стала залогом уважения со стороны властей. Или хотя бы гарантией простой безопасности: об этом почему-то до сих пор не пишут в его официальных биографиях, стыдливо указывая, что в 1953-м он "демобилизовался из армии", но Марков-Гринберг стал одной из жертв кампании по борьбе с космополитизмом. Как и других фотографов-евреев, его фактически сослали в фотоиздательство ВДНХ, а затем с 1957-го и до ухода на пенсию в 1973-м он — репортер с громким именем — вынужден был работать в журнале "Клуб и художественная самодеятельность".
Поразительно, но именно военные, самые непостановочные, репортажные в лучшем смысле этого слова снимки Марка Маркова-Гринберга воспринимаются современным человеком с наибольшим недоверием: слишком четко выверена в них композиция, слишком "играет" деталь, подмеченная на фронте в долю секунды. При этом из всех вышеперечисленных именно его фотографии, пожалуй, вызывают наибольшее доверие как документы эпохи, и дело здесь именно в методе, обусловленной, впрочем, человеческими качествами. По словам хорошо знавшего его президента Союза фотохудожников России Андрея Баскакова, Марков-Гринберг "никогда не выпячивал себя, не рвался в лидеры поколения". Он никому — даже дочери — не разрешал прикасаться к своему архиву, так что теперь наследникам еще предстоит сделать удивительные находки. Нет у него и репутации ниспровергателя ценностей и законодателя фотографических и художественных мод, как у Александра Родченко, его личность не присутствует (часто весьма назойливо) в работах, как у Виктора Руйковича, он не прославился скандалами с фотопостановкой в духе халдеевского "Знамени Победы над Рейхстагом". Скромность фотографа Маркова-Гринберга проявляется и в кадре — здесь его как бы нет, он самоустранился, взгляд полностью сосредоточен на объекте. Ему хорошо поэтому удавались хроникально-панорамные серии и портреты известных людей — Владимира Маяковского, Максима Горького, Валерия Чкалова, Аркадия Райкина, побывавших в Союзе Ромена Роллана и Бернарда Шоу. И при всем этом особая фотографическая мягкость и такт, а иногда и ирония (вспомним его девушку с веслом) не мешали постоянным смелым экспериментам со светом, линиями, ракурсами.