Жоэль Шапрон: Шанс для русского кино

Как нашим фильмам пробиться на мировой экран

С появлением фильма Андрея Звягинцева русское кино снова получило шанс пробиться на мировые экраны. Об условиях, необходимых для международного успеха, об экономике киноиндустрии и ее соотношении с киноискусством я говорю с ведущим специалистом французской компании "Юнифранс" по странам Восточной Европы и экспертом Каннского кинофестиваля Жоэлем Шапроном.

Полиглот

— Многие в российском кино считают вас другом. Расскажите об истории ваших отношений с нашим кино и русским языком, которым вы так хорошо владеете.

— Русский я начал изучать в 8-м классе. А в 1978 году была организована поездка в Москву и Киев. Мне было 17, и я не понимал, что это за страна и как тут живут люди. Понял только, что не могу ни говорить, ни понимать по-русски. Но было жутко интересно, и я поступил на русский факультет Сорбонны. В 1981-м удалось приехать в Россию на два месяца, потом, на четвертом курсе, я полгода жил в Киеве, и мне там было хорошо. Потом год преподавал французский в Алма-Ате. Обмен студентами для Москвы был уже привычен, но в регионах КГБ нас ненавидели: для них это был лишний труд. Поэтому выгоняли всех подряд. И меня, как и моего предшественника, выгнали из СССР "за аморалку". Я был единственным иностранцем в миллионном городе и, в отличие от многих соотечественников, которые в России легко впадали в депрессию, мне было очень интересно. Но въезд в СССР был для меня теперь закрыт и я думал, что с Россией для меня покончено. Но у власти уже был Горбачев, советские режиссеры стали выезжать за рубеж. А я уже владел искусством устного перевода, и меня стали привлекать к работе с ними. Однажды Тамара Лисициан приехала снимать в Париже фильм "Загадочный наследник" с Ингеборгой Дапкунайте и Смоктуновским. Я там работал на площадке, и это кончилось тем, что Тамара попросила меня сыграть маленькую роль вора, который крадет у Дапкунайте сумочку. Так мы познакомились с Ингой и до сих пор с ней дружим. Работал я и с Кулиджановым, когда он снимал "ХХ век". А однажды "Совэкспортфильм" попросил перевести русский фильм, который пришел в Канн без субтитров. Так я познакомился с главой фестиваля Жилем Жакобом, и он стал меня приглашать переводить русские картины. В жюри фестиваля пригласили Алексея Германа, и я был переводчиком. Потом работал с Виталием Каневским линейным продюсером на фильме "Самостоятельная жизнь". Появлялись все новые проекты, и меня приглашали все чаще. Я уже многих знал на Мосфильме и на Ленфильме, но "Совэкспортфильм" распался и у Каннского фестиваля не было никакой информации о российском кино. И так как в России режиссеры мне постоянно показывали новые картины, Жакоб пригласил меня стать иностранным корреспондентом фестиваля. Так что я не отборщик — я как загонщик на охоте: выгоняю фильмы на охотников, а стрелять или нет — это уже их дело.

— Но вы же еще и в "Юнифрансе"!

— В 1993-м я сопровождал десант французских кинематографистов, которые встречались с Горбачевым и были заинтересованы в продвижении своих картин в Восточную Европу. Они понимали, что здесь огромный потенциальный рынок. И тогда в "Юнифрансе" стали искать человека, который мог бы этим заняться.

— Какими вы теперь владеете языками?

— Кроме русского и английского — польский, сербо-хорватский, древнерусский... Я стал большим фанатиком языков, их истории и этимологии. Меня больше всего интересует то, что все ненавидят, — грамматика. И мне жутко интересно, что "живот" по-сербки означает жизнь, а "овощи" по-польски — фрукты. Я могу читать практически на всех европейских языках, хотя не всегда могу говорить.


Страна шедевров

— На ваших глазах советское кино стало новорусским. Какие, с вашей точки зрения, здесь обретения и потери?

— Вы предложили не говорить о политике. Но для всего мира кино России с политикой связано очень тесно. Имидж советского кино у нас резко отличается от его имиджа в России. Ведь ваши фильмы к нам приходили только отборные, и для Франции советское кино стояло на высшем уровне. Когда из одной страны приходят фильмы Тарковского, Параджанова, Кончаловского — казалось, что это какой-то невероятный кинематограф, производящий только шедевры. Так что до 90-го года я смотрел только шикарное, отборное советское кино. А теперь смотрю и все остальное. В России мне говорят: это много хуже того, что снималось лет 10 назад. Вы можете сравнивать — мы нет. Мы не видели вашего мейнстрима и сравнивать можем только сегодняшнего Германа с Германом прошлым, Муратову — с Муратовой, Кончаловского — с Кончаловским. Но мне кажется важным, что эти люди, несмотря на проблемы, тогда имели возможность работать. Им было сложно, они врали властям, писали одни сценарии, а снимали другое. Но — снимали то, что хотели, и как хотели. Снимали фильмы, на которые у нас не получили бы ни франка. Во Франции вашим фильмам просто не было аналогов. Фильм Германа "Двадцать дней без войны" по нашим масштабам имел гигантский бюджет. И государство, как ни странно, говорило: пожалуйста, снимай. Во французском кино такой возможности не было ни у кого и никогда. Сейчас ее, за редчайшими исключениями, нет и в России. Теперь ваши продюсеры диктуют авторам, что снимать, и я уверен, Тарковский сегодня не снял бы "Иваново детство". Фильмы Тарковского и Германа много дороже, чем у Бунюэля или Куросавы. Продюсер Серж Зильберман мне рассказывал, как он заставлял Бунюэля переписывать сценарии по семь-восемь раз. Он был любителем кино и защищал художников, а с другой стороны, был финансистом и не хотел терять деньги. В СССР этот вопрос не стоял вообще.

— То есть для искусства государство как продюсер эффективнее?

— Власти в СССР считали, что Муратову, Тарковского, Германа нужно держать в узде, но на плаву: можно представить их фильмы на фестивале и сказать — видите, какое кино мы производим, а вы — можете? И правда, не можем. Я не буду сейчас защищать ни СССР, ни эту политику, а просто хочу сказать, что ни французское, ни английское, ни американское кино нельзя сопоставлять с советским — они существовали в разных условиях.

— Однако и в Европе, и в США тоже снимали авторское кино.

— И многие продюсеры обанкротились. Особенно с Феллини: бюджеты его картин были очень большими. "Гомон" на таких картинах потерял кучу денег. Он вел себя почти как советская власть, только никого не закрывал. Чувствовал себя не столько продюсером, сколько меценатом. А меценатство в кино уже давно не существует.

— Сейчас в российском кино произошли сдвиги. Возник международный успех "Возвращения" (2003), "Своих" (2004), "Коктебеля" (2003). Быстро развивается прокат, строятся кинотеатры. Как все это выглядит со стороны?

— Добавьте к этому: появились высокобюджетные картины. Я пока не буду говорить об их качестве, но в России снова стали считать, что кино может быть прибыльным. И теперь все будут стремиться пойти по стопам тех, кто успешен, и делать что-то подобное "Ночному дозору" (2004). Рынок для высокобюджетных картин в России созрел, значит, пришло их время. Этот всплеск говорит и о повышении доверия к собственной стране, к тому, что не будет нового дефолта и нового кризиса. Второй важный момент: в "Ночном дозоре" большая часть денег пошла на спецэффекты. Все теперь понимают, что главное требование зрителей — техническое качество. Уже никто не будет смотреть кино на плохой пленке и без "долби". И по техническим стандартам российское кино вышло на мировой уровень. И "Водитель для Веры" (2004), и "72 метра" (2004), и "Ночной дозор" по технике не уступают западной продукции.

Третье: эти фильмы пользуются успехом у российской публики. Неудивительно: свои звезды, свои истории. При сопоставимых технических и бюджетных условиях национальный зритель всегда отдает предпочтение своему кино. Практически в каждой стране Восточной Европы хотя бы один национальный хит попадает в десятку лидеров проката. В Эстонии снимают три фильма в год, но там уже два года подряд лидер — эстонская картина. В Чехии в 2003 году в десятку попали четыре национальных фильма! Это — закономерность.

Говорить о качестве конкретных фильмов я не буду — не хочу никого обидеть. Но художественный уровень в целом тоже повысился. Снимается, как всегда, много плохого ширпотреба, но пропорционально — меньше, чем лет пять назад. Еще недавно, когда появлялся русский "экшн", казалось, что повсюду электрическое напряжение 220 вольт, а в России все еще 110. Русский "экшн" был абсолютно неконкурентоспособен, а теперь его уже можно смотреть.


Особенности "оскаровской" охоты

— Россия выдвинула на "Оскара" "Ночной дозор" — каковы, по-вашему, его перспективы? И правильно ли вообще делать ставку на такой путь развития национального кино?

— С точки зрения киноиндустрии — правильно. Страны, выдвигающие картину на "Оскара", часто выбирают не лучший фильм, а тот, который может понравиться американцам. Франция на "Оскара" выдвигает тоже не лучшее кино. В этом году выдвинули "Хористов" /Choristes, Les/ (2004), которые собрали 8 миллионов зрителей. Для меня это не лучший фильм года, но решение, я думаю, правильное: эта картина может понравиться американцам. И если они дадут ей премию, это будет хорошо для всей французской киноиндустрии, в нее будут вкладывать больше денег. Эта схема верна и для "Дозора".

— И вы считаете, у него есть шанс?

— Это неизвестно: "Ночной дозор" играет на поле американского кино. И здесь или сто процентов шансов или ноль. Или американцам понравится сам факт, что их фильмам в России так послушно подражают, или они, наоборот, предпочли бы увидеть в русской картине нечто русское. Но я тоже считаю, что в случае с "Оскарами" надо искать не лучший фильм, а наиболее успешный, причем надо серьезно заниматься его раскруткой. Я был в Лос-Анджелесе с Режисом Варнье, когда его фильм "Восток-Запад" попал в пятерку номинантов. Режис тогда объездил тридцать городов США, как в предвыборную кампанию. Надо жить в Америке месяца два, надо говорить с журналистами, чтобы название картины мелькало в прессе, надо встречаться с академиками, говорить им лестные слова и дарить им DVD, чтобы они все-таки посмотрели картину. Такого нет ни на одном фестивале, но если не делать всего этого — надо забыть об "Оскаре". Поэтому я не стану критиковать нынешний выбор российского комитета.

— То есть наш "экшн" уже конкурентоспособен?

— Трудно сказать. Приведу пример с Францией: там был сугубо свой, французский "экшн": Жерар Филип, Жан Маре, Жан-Поль Бельмондо, Ален Делон... Потом все это исчезло, и первым финансово успешным "экшн" спустя много лет стал фильм производства Люка Бессона. Годами никто не рисковал этим заниматься, а теперь национальное кино часто превращается в кино жанровое, обострилась борьба за зрителей. Есть жанры, которые в национальном кино зритель не воспринимает, потому что она не свойственны этому кино. Например, все попытки сделать французский фильм ужасов проваливались: французы от своего режиссера не ждут "хоррора". И вот неплохие фильмы проваливались только потому, что не отвечали зрительским ожиданиям. Когда кино экспортируется, закономерности иные. У нас во Франции снимают 200 картин в год и делают очень многое для их продвижения на мировой экран — поэтому в любой стране мира французское кино присутствует, и у него там есть свой имидж. В России долгое время был двойной имидж французского кино: для массового зрителя — "экшн" с Жаном Маре и комедии, для интеллигентов — "новая волна". Сегодня французское кино сломало этот свой имидж, и я считаю это правильным: в Москве теперь есть публика и для "Такси 3" /Taxi 3/ (2002) и для фильма "В моей коже" /Dans ma peau/ (2002).


Брешь в стене

— А каков сегодня имидж русского кино на Западе?

— Это, как и прежде, связано с политикой. У него с 70-х годов был имидж кино авторского, довольно тяжелого и мрачного, но в художественном отношении очень интересного. Поэтому и теперь в Париже легче найти прокатчика для Звягинцева или Сокурова, чем для милой и смешной рождественской комедии "Приходи на меня посмотреть", которая мне очень понравилась. Ее на Западе никому не продашь, потому что само слово "комедия" не совпадает с тем, чего инстинктивно ждет публика от русского кино.

— Но Франция же сломала имидж — как сломать его России?

— Прежде всего количеством фильмов. Нужен поток жанровых лент, чтобы убедить публику: такие жанры тоже органичны для национального кино. В этом смысле судьба "Ночного дозора" за рубежом мне кажется проблематичной: он резко не совпадает с имиджем русского кино в мире. Люди там ходят на русское кино, когда оно плачет, когда кругом мрак. Если в России и снимали успешную "фантастику", то это был "Солярис" — то есть опять же авторское, а не жанровое кино. У авторского кино свой зритель. И мне теперь очень интересно, сумеет ли "Ночной дозор" привлечь другого зрителя, который русское кино вообще не смотрел никогда.

— Была и другая попытка предложить Западу иной образ России — в совместном с Францией фильме "Сибирский цирюльник"!

— Это тот же случай, что и с "Войной и миром" Бондарчука: свойственные русской литературе любовные истории на фоне Большой Истории, масштабное "духовное" кино, которое было бы рентабельным, если бы не такой огромный бюджет. Во Франции "Цирюльник" собрал чуть меньше миллиона зрителей — почти вдвое больше, чем "Утомленные солнцем". Но в финансовом отношении более дешевые "Утомленные" — это успех, а "Цирюльник" — нет.

— Как насчет других жанров в русском кино? Как вам наши комедии?

— Я небольшой поклонник "Особенностей национальной охоты", это для меня уж слишком национальный юмор, который непонятен за пределами России. Мы тоже снимаем комедии, которые у нас собирают до десяти миллионов зрителей, но не идут за рубеж. Юмор не экспортируем, если он основан на таких реалиях, о которых в мире ничего не знают. А вот когда смешное основано на поступках персонажей, как у Де Фюнеса или Ришара, — это работает везде. Но опять-таки не забудем про вышеупомянутый имидж вашего кино: поклонники Германа во Франции на русскую комедию не пойдут, потому что это комедия, а любители комедий не пойдут — потому что она русская. Поэтому и интересно, сумеет ли "Дозор" пробить в этой стене брешь.

— Но ведь и здесь та же схема: поклонники Германа не пойдут на "экшн", любители "экшн" не пойдут, потому что из России. В чем разница?

— За "Дозором" стоят большие деньги, у него есть "промоушн". Этот фильм купил "Фокс" и собирается его прокатывать в мире. Как прокатывать — я уверен, они не знают и сами: они привыкли к жанровому кино на английском. Но деньги будут вложены, и это может завлечь нового зрителя. Это шанс, и он важен для русского кино. Большим шансом было и "Возвращение", которое продано в 80 стран и везде прошло очень неплохо. Этот фильм тоже пробил свою брешь и обратил внимание зрителя на русское кино, от которого он отвык.

— Я помню какой-то безумный массовый интерес к русскому кино в Канаде на пороге 90-х — публика расхватывала майки с серпом и молотом, в витринах магазинов были портреты Горби, к кинотеатрам тянулись очереди.

— Не только в Канаде — все в мире тогда смотрели на русское кино с надеждой, Россия была в моде. С полки были сняты и появились на западных экранах многие отличные фильмы. "Мой друг Иван Лапшин", "Комиссар", последние ленты Параджанова, полная версия "Андрея Рублева" и другие шедевры, снятые за много лет, вышли почти одновременно! И все ахнули: кинематография шедевров! Потом русское кино уже не удивляло и уступило место бурно растущему азиатскому. И первым снова привлек Андрей Звягинцев. Привлек без всякой раскрутки, и это уникально. Но все снова стали смотреть в сторону России. Теперь вот "Ночной дозор" — если получится с "Оскаром", то все опять станут смотреть на Россию. Прокатчики станут чаще ездить сюда в надежде найти что-то интересное. Это особенно важно для страны, где снимается от 60 до 80 картин в год, но только единицы пробиваются за рубеж.

— После "Возвращения" у меня были надежды, что и Берлин, и Канн станут охотиться за русским кино, но ничего такого не произошло.

— Все искали "Возвращение 2". И не нашли.

— У вас уже есть прикидки насчет участия России в Каннском фестивале 2005 года?

— Я еще не видел ни одной новой картины. Собираю информацию — кто из режиссеров на какой стадии находится. Во Франции есть замечательная пьеса "То, что ожидается, и то, что происходит". Так вот, я знаю, какие фильмы я ожидаю, а дальше вступит в действие "то, что происходит". Я могу разочароваться в ожиданиях или, наоборот, найду что-то такое, о чем еще никто не слышал.



Сайт управляется системой uCoz